Мне лучше уйти, пока я не начал обличать их. Если они поймут, что я знаю правду... Лучше не думать об этом сейчас.
Я обернулся к Хэлми и кивнул.
Учитель увел меня к себе. Отчего-то я уже не мог назвать его жилище своим домом. Хэлми продолжал говорить, пытался расспросить о чем-то, но я не мог сосредоточиться на его словах. Кивал невпопад и бродил по комнате, собирал вещи. Взял истертое шерстяное одеяло – ночью холодно, оно не будет лишним. Сложил в мешок одежду, старый нож, карту звездного неба.
Каждое движение казалось частью сна, – душой я был не здесь, а рядом с Нэйталари. Я слышал, как поет ее сердце, как струи источника сплетаются и танцуют, взывают ко всему миру, и весь мир отвечает им. Но возле света шевелились темные пятна, жаждали, тянулись. Топь – так сказала о них Нэйталари еще вчера.
Но видела ли полностью правду?
– Все вещи берешь, – сказал Хэлми. Он стоял на пороге, придерживал выцветшую дверную занавесь. И такими же выцветшими, постаревшими были сейчас его глаза. – Решил совсем переселиться?
Да. Мой дом – там, где Нэйталари. Она мой предвестник. Моя звезда.
Я не смог произнести этих слов.
– Если решишь взять нового ученика, – сказал я и кивнул вглубь опустевшей комнаты, – ему будет, где жить. Может быть, он не разочарует тебя.
Я тут же пожалел о сказаном – лицо Хэлми побледнело от обиды, воздух между нами стал тусклым и горьким. Я не должен был говорить так. Много лет у меня не было никого ближе учителя, и он всегда был добр ко мне.
Но сейчас он не возразил, ничего не ответил, лишь отступил с дороги.
– Прости, – сказал я и вышел за порог.
Я отнес вещи в наш дом – за прошедшую ночь он потеплел, вобрал в себя наше дыхание, разговоры и звуки песен. Уже не казался случайным приютом. Я обошел его, распахнул все окна, – пусть солнце и ветер блуждают тут, пока нас нет. У западного окна задержался.
За излучиной реки воздух мерцающим потоком летел к небу, фигуры шестерых возле него – такие маленькие издалека – застыли неподвижно. Все они стали для меня безликими пятнами – кроме Нэйталари. Тонкая, с простертыми руками, она стояла, запрокинув голову, и источник осыпал ее серебристыми искрами. Ее, только ее.
Песня теней уже готова была зазвучать, укрыть меня незримым покровом. Никого на берегу, я тихо перейду по мосткам, встану за спиной Нэйталари, положу ей руки на плечи...
Нет, не сейчас. Правда все еще кромсала и жгла меня, смогу ли удержать покров теней рядом с самозванцами? Что, если не совладаю с гневом?
Нэйталари не звала меня, а значит липкая топь не докучала ей, не могла помешать ее служению. Свет обновленного источника и его посвященной летел над деревней, озарял ее вместе с восходом. Я покинул дом, пошел прочь от реки, но чувствовал как лучится звездное сияние в воздухе, как делает ярче каждую травинку – даже увядшую уже, скованную холодом. Земля под ногами звенела, голос скрытого источника летел ко мне, звал – такой счастливый и ясный. Свет Нэйталари расцветал в моем сердце, душа летела вместе с ней. Жадная трясина не исчезла, тянулась – но была беспомощна, ничего не могла нам сделать. Не могла запятнать красоту Сердца Леса.
Чтобы не бродить по деревне бесцельно, я нашел себе дело. Отправился к длинному дому, где всегда пахло стружкой, смолой и мореным деревом. Ближе к зиме тут станет людно: примутся колоть дрова, а потом складывать в поленницы возле каждого жилища. Но сейчас здесь был только Раум. Стругал доску, должно быть для починки крыши, но прервал работу, едва я подошел.
– Эцэлэт? – Раум откинул пряди, выбившиеся из под ремешка на лбу, и взглянул на меня настороженно, с опаской. Словно ждал, что сейчас я сделаю что-нибудь по-настоящему безумное. Такое, чего даже от меня нельзя ждать.
Лучше мне, как и прежде, смотреть мимо людей, не встречаться взглядом.
– Хочу попросить сделать вещи для дома, – сказал я, глядя вдаль, на осенний лес, на прозрачное небо над кронами. – Скамейку, стол... обычные вещи. Для Нэйталари.
– Для Нэйталари, – повторил Раум, и тут же добавил поспешно: – Сделаю, что-нибудь уже и завтра будет готово. Сможешь забрать.