Песня Нэйталари смолкла. Свет, подаренный ею, пронизывал все вокруг, каждую мелочь: древесину, лезвие рубанка, руки Раума, стружку у него под ногами. Свет напоил силой каждый глоток воздуха, сделал мысли быстрее и легче, – но время служения кончилось, Нэйталари покинула источник. Я хотел развернуться, поспешить к ней навстречу, но Раум продолжал говорить, показывал доски. Мне пришлось дослушать, кивнуть и поблагодарить, и лишь тогда уйти.
Обратный путь мне преградил Решт-Лири.
Места между домами было достаточно – пять человек прошли бы, держась за руки, – но Решт встал ровно посередине, смотрел на меня в упор. Губы у него кривились будто от ярости или сдерживаемого смеха. Я заметил это, скольнув взглядом, но всматриваться не стал, прошел мимо.
Почти прошел – Решт схватил меня за рукав, развернул к себе. Не коснулся кожи – но я все равно ощутил дымящийся, едкий клубок чувств в его ладони.
– Подожди, надо поговорить. – Голос Решта был изломанным, полным злого веселья. – Не стоит тебе теперь избегать всех.
Я попытался стряхнуть его руку, и он выпустил рукав моей куртки – но неохотно. Думает, что уйду, не стану слушать? Или хочет ударить, но сдерживается? Я взглянул ему в лицо.
Решт-Лири щурился, но глаза его горели. Он улыбался, но ни капли радости не было в этой улыбке – еще миг и превратится в оскал. Свет источника и ему придал сил, и они бурлили, не находя выхода.
Невдалеке, между навесом и домом Милны, столпились друзья Решта. Смотрели на нас, но не подходили.
– О чем нам говорить? – спросил я.
– О том, что ты сделал.
Эти слова вспороли воздух. Нетерпение исходило от Решта, как жар от раскаленного железа. Сейчас, сейчас он скажет мне все, что давно хотел сказать, больше не будет сдерживаться!
Никогда он мне не нравился. С таким не пойдешь на охоту: он не сольется с лесом, не будет ждать достойную дичь. Тот, кто просто хочет убить, – хорошим охотником не станет. И тот, кто просто хочет выплеснуть накопившуюся ярость, – что может сказать?
Но он один из нас.
Один из тех, для кого сияет Нэйталари. Они из тех, кому я приношу свет скрытого источника.
Не отводя взгляда, я сказал:
– Говори, я слушаю.
– Давно уже так поступаешь. – Глаза Решта блестели все тем же лихорадочным блеском. – Песню нашел и никого не учишь. Прячешь!
Я мог бы повторить слова Хэлми, сказать: «Это мое право». Мог бы попытаться объяснить: «Пока ты не видишь меня, не сможешь понять и мою песню». Но не было смысла. Решт-Лири слышал сейчас лишь свою ненависть.
– А теперь забрал Нэйталари! – Его голос сорвался на миг, стал отчаянием, болью. Но затем Решт мотнул головой, заговорил медленней. Каждое слово, падало между нами будто камень. – Почему ты так поступаешь? Хочешь отомстить всей деревне за то, что тебя не признают посвященным? А ведь на Нэйталари все так надеялись!
Эцэлэт, Эцэлэт! Песня скрытого источника на миг слилась с беззвучным зовом Нэйталари, и я взглянул мимо Решта, увидел ее.
Нэйталари выбежала из-за дома, хотела рвануться ко мне, но столпившиеся возле навеса поймали ее, удержали. Зачем я стою здесь, зачем выслушиваю глупости и оскорбления? Я должен быть рядом с ней. Она моя звезда.
– Ты хоть понимаешь, что ты сделал? – Ярость вновь затопила голос Решта. Почти против воли я снова взглянул на него. – Ты лишил ее поддержки старшей зведы. Да и само посвящение... не могло там быть все правильно, а тебе и все равно, что для Нэйталари это опасно! Даже не думаешь, что с ней теперь будет, без настоящего посвящения.
Я должен был оставаться спокойным. Уйти, не слушать или ответить уклончиво. Но гнев накрыл меня ледяной волной, сделал все вокруг холодным, прозрачным и ясным. Решт был далеко от меня, все жители деревни были далеко, – и лишь Нэйталари была рядом. Она и свет наших источников.
«Ты ничего не знаешь о посвящении, Решт-Лири, – так я мог сказать. – Ты не знаешь о том, что совет деревни не вправе так называться. Не знаешь, что в Сердце Леса нет других посвященных, кроме меня и Нэйталари».
– Нет смысла разговаривать, – сказал я. – Ты не поймешь.
Он ударил так быстро, что я не заметил движения.
Боль обожгла скулу, на миг лишила дыхания. Но не смогла разбить ледяной покров гнева. Беспощадная ясность осталась со мной, и я видел: Решт-Лири не будет щадить меня, он бьет, чтобы убить.
Раз так – и я не буду сдерживаться.
Нэйталари
– Неужели теперь так и будет? Разве к этому ты стремилась?
Запястье обожжено, и ожог течёт по линиям ладони – я прикасаюсь к коже, но она холодная, и через миг кажется – пальцы скользят в липкой тине. Бег плещется в крови жаром, шорох утоптанной пыли под ногами то осыпается оглушительно, будто у самого уха, то исчезает совсем, вместе со звуками меркнут дома, земля и небо сереют. Сейчас пройдет, – повторяю себе, – сейчас все пройдет.