Вечер полон влажным туманом, звенящей прохладой. Уже совсем темно, только алая полоса реет над тревожно дрожащим лесом. Я вслушиваюсь в прозрачный плеск дождя, чтобы не слышать голоса за спиной. Мутный из-за осенней мороси свет окон качается болотными огнями.
– Ну и что теперь?.. – раздается из дома приглушенное шипение Зири. Я не хочу слушать, не хочу знать больше, чем знаю, и срываюсь во тьму, почти оскользнувшись на скользкой ступени крыльца. Каждый следующий шаг от этого падает в пустоту – как во сне, когда вдруг исчезает земля. Я иду меж подступающих молчаливых домов, меж болотных огней, и меня настигает уже знакомое чувство – пустоты, тишины, того, как отличен мой свет от всего вокруг. Мне хочется скрыться за песней теней, чтобы его уберечь, хочется позвать Эцэлэта – но это ведь трусость. Сквозь шелест воды слышится эхо других шагов – кто-то идет за мной следом, я знаю кто, не хочу видеть. Я знаю: если обернусь и встречусь с ним взглядом, не смогу сдержаться, потянусь к Эцэлэту мысленно – и все будет как в прошлый раз или хуже. Но этого допускать нельзя, пока мы не решили, что делать. Когда-то деревня часто казалась мне слишком медленной, скучной, но теперь все вокруг исказилось, стало почти враждебным. Я пожалела бы о мирном покое прежних дней – но больше не чувствую в них правды. Нет, ничего не менялось, все всегда было как сейчас – просто я не видела.
Чем дольше иду, почти убегая уже от других шагов за дождем, тем дальше земля, тем сильнее кренятся размытые крыши и окна. Мир шаткий, мир вот-вот перевернется и я увижу совсем другой мир – тот, к которому не хочу оборачиваться. Лишь переступив порог нашего дома, захлопнув и отбросив промозглую ночь, я чувствую безопасность, и еще – как сильно я замерзла.
В доме тепло, очаг потрескивает, рассыпает вокруг веселые блики – комната теперь совсем обжитая, совсем наша. Эцэлэт сидит у огня, смотрит встревожено – словно моя непрозвучавшая мысль все же его коснулась. Я улыбаюсь ему, пытаюсь разжечь свет в сердце прежде, чем подойти. Я хочу быть сильнее. Чернильный холод за окнами как беззвездная пустошь, только свет источника брезжит вдали.
Тилани тоже здесь, взгляд у него рассеянный и усталый, словно все вокруг он видит сквозь тревожный сон – а может быть, так и есть. Я думаю о далеком предсказании, которое может сбыться, о врагах, что приближаются к нашей земле, о том, как похож наш дом на убежище, о том, что все, что происходит сейчас в Сердце Леса, не могло быть никем предсказано. Мысли путаются, враги из-за моря, и Решт, и Зири – все сбивается, свивается в один клубок. Это ужасно, хочу остановиться, но не могу, словно сама стягиваю силок на шее, рассекаю дыхание. Только прильнув к твоему плечу, могу дышать снова.
Эцэлэт дает мне чашку с вином, но летний вкус кажется мне остывшим, блеклым. Смотрю на огонь, но и он не согревает – сквозь пламя я различаю темную пустоту за нашими стенами, безмолвные силуэты домов, шаги, несмолкающие за спиной. Эцэлэт обнимает меня, близкий стук его сердца, течение песни отгоняют тревогу. Мы втроем стараемся разогнать мрак разговором, даже шутим, но беседа то и дело сбивается, гаснет, исчезает под тяжестью мыслей и молчания вокруг дома – как ручей, уходящий в землю. Я начинаю говорить про Атеши, но слова бегут прочь, не могу. О чем рассказывать? Они не хотят принять нас и наверное уже не примут, ничто их не убедит.
– Как так может быть? – От отчаянья мой голос дробится, не могу удержать. – Разве они не видят, что вредят источнику, деревне – тем, как поступают?
Эцэлэт молчит. Взгляд такой непроницаемый, сосредоточенный, черный – алые отсветы очага тают, коснувшись его зрачков. Он хочет сказать о чем-то важном, и холодный вес этих слов я чувствую кожей, сердцем – там, где мы едины, там, где звучит его песня. Может, я не права, может, сама делаю всем хуже, раз не могу договориться с советом? Ведь это тоже теперь мой долг.
Но Эцэлэт говорит о другом.
– Они не прошли посвящение по-настоящему, – говорит он. Дождь, стрекот поленьев, все ночные звуки стихают – его голос затмевает их. – Они… не полностью посвященные.