Пустые мысли исчезают бесследно. Вот моя судьба, вот мой путь – служить источнику, петь вместе с ним.
Да, раньше я удивлялся, но теперь понимаю: если бы люди слышали голос источника, поющего в деревне, если бы по настоящему любили его свет, – то приходили бы и сюда. Поверили бы мне, и все было бы иначе.
Но все будет иначе.
Я склонился, чтобы лучше разглядеть следы. Легкие, едва приметные, – но я видел их, знал, кто приходил, пока меня не было здесь, пока я блуждал по звериным тропам, скрывался в тенях и натягивал тетиву. Над следами парил тихий отзвук, трава на поляне была примята: Нэйталари сидела тут, пела скрытому источнику или слушала его голос. Память о ней дрожала в воздухе.
Раз пришла – значит понимает! Предчувствие вспыхнуло, окатило холодом и жаром, заставило сердце биться чаще. Может быть, Нэйталари уже стала посвященной, вошла в совет деревни? Нет, нет, – шепот источника обвил мои мысли, вновь растворил в ясности и покое. Нет, она еще не прошла посвящение. Может быть Атеши, ее учитель, не позволяет ей? Может быть, совет посмеялся над ней, как надо мной? Нет, невозможно. Вся деревня любит ее.
Я лег на землю, раскинул руки, – теперь не различить, где мои следы, где следы Нэйталари. Слушал подступающий холод, тишину засыпающего леса, смотрел на звезды и на призрачный, дрожащий в воздухе свет. Источник звенел под землей, тек в моей крови и дыхании, я сам себе казался легким, незримым как и он. Я его воля, я его голос, почему же другие не видят этого?
Почему не хотят увидеть?
Я был младше, чем Нэйталари теперь, когда моя жизнь изменилась, превратилась в служение. С ранних лет манила меня, охота была лишь предлогом, чтобы скрыться в зеленом сумраке, слушать шелест листвы и скрип ветвей, пить воду ручьев и вдыхать запахи леса. Блуждая без цели, я всегда оказывался здесь, – словно эта поляна звала меня, словно ждала.
«Да, особое место, – соглашался учитель, – там никто не охотится, пусть остается нетронутым. Его называют скрытым источником. – Пожимал плечами, смотрел на меня с недоумением. – Что ты там ищешь? Там потому и нет деревни, что источник спит, ни с кем не делится своим волшебством. Если хочешь набраться силы – пой у источника деревни».
Но я не послушался, снова и снова возвращался сюда. Лежал на земле, как сейчас, смотрел в небо и чувствовал – еще немного и прикоснусь к чему-то неизведанному, прекрасному, и все наполнится смыслом.
Так и случилось. Невидимый поток подхватил меня, увлек. Душа стала искрой, летела и была неподвижной, сияла и не сгорала, звучала в мерцании звездного ветра. Этот ветер тек сквозь мир, пронизывал его, то здесь, то там разрезал землю, вздымался потоками света. Люди пели и колдовали у этих потоков, их сердца согревались, наполнялись светом. А далеко, за лесами, долинами, реками и грохочущим водопадом вставали черные горы. Там, в пещерах сверкал самый яркий источник, первый источник. Сияние расходилось от него незримыми путями, наполняло землю. Исток, питающий тысячи рек волшебства, тысячи рек, возвращающие свет истоку.
Я растворялся в волнах песен, в мириадах нерожденных и погасших звезд. Чувствовал – еще миг, и на поляне останется лишь мое тело, холодное, пустое. Должен был решить – остаться здесь, среди звучащего света, или шагнуть назад, вновь стать человеком, но уже другим, навеки связанным с источником.
Принести в мир еще больше света – вот в чем смысл, вот зачем я рожден! Я понял это и шагнул назад.
Оказался опять на поляне, на холодной земле, но слышал теперь, как скрытый источник поет подо мной, надо мной, повсюду: Эцэлэт, Эцэлэт, служи мне, свети, сияй.
Так я стал посвященным и каждый раз, приходя сюда, вспоминаю тот день.
И стараюсь не вспоминать, что было потом. Но разве могу забыть?
Я вернулся в деревню, рассказал учителю. И тогда – единственный раз – его взгляд наполнился изумленной радостью. Он гордился мной, как никогда прежде. «Скорее иди к совету, – сказал учитель. – Они должны знать».
И я успел, прибежал к источнику, когда они еще не разошлись, допев вечернюю песню.
Свет струился, узнавал меня, признавал. Мне казалось, два источника соприкасаются в моем сердце, наполняют меня счастьем. Я хотел говорить кратко, но не мог остановиться: слова рвались на волю, и я рассказал обо всем, ничего не тая. Старшие стояли неподвижно, и, когда я договорил, еще долго хранили молчание.