– Мы пришли, – сказала Эна.
Дом собраний оказался широким и светлым. Столько здесь было окон – затянутых то ли стеклом, то ли морозной песней. Прохладный воздух пах сухими травами, памятью лета. Длинные скамьи теснились у стен, лишь две стояли посреди комнаты. Там меня ждали.
Я приблизилась и села на указанное место. Эна ушла – не осталось ни одной знакомой души, – и старшие звезды принялись называть свои имена, прикасались по очереди. Старик, сидевший напротив, последним взял мою ладонь и не отпустил. В его пальцах тек покой, отрешенное безмолвие, а глаза были светлыми, почти прозрачными. Сколько ему лет? Наверное, источник скоро заберет его.
Старик кивнул, будто услышал мои мысли.
– Карнэри рассказал тебе, – проговорил он, – что стало с Сердцем Леса.
Вчера, в охотничьей хижине Карнэри сперва повторял то, что я уже знала. Старшие звезды Сердца Леса – не посвященные, а самозванцы. Они не признают Эцэлэта, не хотят дать воли Нэйталари, а жители деревни не перечат. А потом заговорил о другом: о пророке, который отыскал Эцэлэта и Нэйталари. И я поняла – этот пророк привел ее в сон ко мне. Он знал, что я должна помочь.
Прорицатель, рассказывал Карнэри, пришел из-за старого пророчества о врагах. Тех самых, что переплывут море и обрушатся на наш мир, захотят уничтожить свет. Он считает, что они близко. Ты ничего не слышала в пути?
Нет, ничего, но что если и правда? Вдруг моя жизнь не напрасна, я родилась в нужный час, в преддверье великой, истинной битвы?
«Нет, все как обычно», – только это я смогла произнести вслух, и Карнэри больше не говорил о врагах. Я видела – он не верит, что они могут приплыть. Это просто легенда, пророчество из древности. Оно так далеко от обычной жизни, от лесных троп, от охотника, который по ним бродит. Он и моря-то никогда не видел.
– Скоро, – сказал старик с прозрачными глазами, – может начаться война.
Я вздрогнула и кивнула. Да, война будет, так пусть она будет скорее, я хочу ворваться в битву, озарить море пламенем песен, сжечь корабли врагов, уничтожить каждого из них! Нет, нельзя мечтать об этом, это смерть, разве легенды не говорят, что весь мир засыпет пеплом? Но пророчество нужно, чтобы предотвратить беду. Пусть, пусть они приплывут скорее.
– В Сердце Леса слишком темно, – продолжал посвященный. – Те, кто живут там, злятся все сильней. Эцэлэт и Нэйталари хотели искать помощи в Эрате. Могут найти ее, могут не найти. Не знаю, удастся ли тогда сохранить мир.
Его слова таяли в воздухе, медленные и певучие. Будто из легенды. Но он говорил не о прорицании, не о врагах из-за моря. Он боялся стычек с соседями. И хотел, чтобы звезда войны поддержала Четыре Вехи. О другом и не думал.
– Я пришла, чтобы помочь Нэйталари. – Мой голос звучал спокойно, словно разговор шел об обычных вещах. – Если будет нужно, я стану сражаться.
Аркаари
Он был повсюду – шелест, текучий и дымный. Шептал горечью в горле, тяжестью в груди, саднящей болью в предплечье. Стоило шевельнуться – становился громче, душил, окутывал мысли пеплом. Не думай ни о чем, отринь себя, рассыпься, стань пылью, видишь, боль тише, тебе легче, легче.
Я сжал зубы, рывком сел и открыл глаза.
Дымный шепот отдалился, а в руку вгрызлась боль. В такт ей качался мир, светлые блики пробивались сквозь перекресты теней. Это смерть, я уже за гранью? Значит, пришло время последней песни.
Я потянулся в глубину души – шуршащая тьма сгустилась, сдавила виски, – и коснулся искры, спрятанной в сердце. Припорошенная, но живая, она мерцала, и в ее напеве звенело мое имя, полное светом далекой звезды, сиял поток источника, голос волшебства. Они звали: Аркаари, очнись, ты не умер. Твой час не настал, прислушайся, Аркаари.
Я повиновался и понял – песня души меня не обманула.
Шелестящий дым клубился, обволакивал, но пропускал другие звуки, настоящие и живые. Вой ветра, плеск штормовых волн, стоны деревянных планок. Пол и правда качался, со спины подступал холод, а от огненных проблесков тянулось тепло. Где-то рядом жаровня, в ней тлеют угли. Что за безумец развел огонь в лодке?