Но на пороге унылой зимы
мысли сроднились в строке
вдохновенной...
Поздняя осень, сирень и все мы
с песнями вместе — частицы Вселенной.
Тучи растают, а мы подождём
доброй погоды, как радости здешней.
Сад оголённый дрожит под дождём,
грезя теплынью сиреневой вешней...
* * *
Пора буранам снова покориться:
ноябрь к концу, нет выходов иных...
Но пир идёт горой — щеглы, синицы
в рябиннике, средь гроздьев наливных.
Весёлые и юркие пролазы
среди ветвей безлиственных снуют;
не думая про зимние запасы,
неаккуратно щедрый корм клюют.
Казалось, можно всем угомониться,
но на пиру возник какой-то шум...
И про припасы не подскажешь птицам,
у них на то имеется свой ум...
* * *
Слепое чувство отчужденья —
тревожное — владеет мной.
И вижу снежное виденье,
а не реальный сон земной.
Отторжена от многословья,
наряд отбросив золотой,
природа, полная безмолвья,
спит, убаюкана зимой.
Цвела ведь, пела с возбужденьем, —
и в снежное взята кольцо.
Кто неожиданным движеньем
вмиг изменил её лицо?..
Не так ли мы себя скрываем
в хитросплетеньях, цель храня...
Стою, стою, неузнаваем,
как бы на грани: я — не я...
* * *
Морозная степная сторона,
искрится свежесть выпавшего снега,
голубизна к нему стекает с неба
и солнечных лучей золотизна.
И, радуясь взахлёб великолепью,
моя лыжня стремления полна:
спешит к тебе, обласканная степью...
Хотя в столице Южного Урала
бесчинствует с утра крутой мороз,
но возле мёрзлых городских берёз
мне вновь твоя улыбка засияла.
И это — не случайность, не ошибка:
в моих руках букетик белых роз
согрела неспроста твоя улыбка!
* * *
Холода вовсю крепчают,
и уже — куда ни глянь —
степи снежные качают
немо утреннюю рань.
И от речки Юрюзани
по дороге в Усть-Катав
чудо-сани — ой вы, сани! —
мчатся, ветер обогнав.
И вороны врассыпную
устремляются от них.
Хвалят лошадь вороную
и невеста, и жених.
И крещенские морозы
тоже хвалят: «Хороши!»
Прижимают к сердцу розы,
что по-летнему свежи.
Снег искрит... трещат сороки...
Колокольцев перезвон...
Зарумянил твои щёки
посиневший небосклон.
* * *
Обтёсана
морозной, звонкой стынью,
стоит зима, очистив небосклон
над городом,
похожим на пустыню,
лишь слышен чуть
трамваев сонных звон.
И холодом небесным
дышат звёзды,
дырявя полог
неподвижной тьмы.
И у прохожих —
торопливых, поздних —
поскрипывают тёплые пимы.
Но мы не слышим,
как в немом сияньу(?е,и)
само собой
свершается в тиши
подспудное и древнее
слиянье
Земли и Неба, Тела и Души...
* * *
Удивительно, — зимнее поле
дразнит привкусом хлебушка с солью,
хоть в глазах лишь пустыня безбрежная —
голубая, лиловая, снежная...
Говорят, что ни поле — былинное,
даже если оно не целинное.
Здесь шофёры настырны и ловки,
но в метелях побольше сноровки.
Ветер рвёт пряди снежные в клочья,
он — хозяин, разгневанный, в поле.
А увязнешь в снегах среди ночи —
верь удаче, надежде и воле.
Отнесись философски к заминке,
без истерик, как путник бывалый...
Поутру — ни следа, ни ветринки,
лишь сугробы, что как перевалы.
