Федору этого и было надо.
— Деда, там, там, что-то сверкает, — начал он.
— Это, наверное, луна.
— Нет, — почти закричал Федор, — Оно — то белое, то желтое, то красное. Вдруг это шаровая молния.
— Так ты чего, охотиться на нее идешь? — спросил дедушка, показав глазами на копье.
— Страшно.
Дед со вздохом встал, очевидно, решив, что мальчик боится выйти на улицу один.
— Пойдем, охотник, — с изрядной долей иронии сказал он.
— Я, правда, видел, — с обидой ответил Федор.
Дедушка в ответ нетерпеливо махнул в сторону выхода.
Темная летняя ночь жила своей особой жизнью. Во мраке шумели деревья, аукались совы, где-то далеко выли волки. Небо было чистым, звездным. Маленький, мутный диск Крионы стоял низко над горизонтом.
— Ну и где твоя молния?
— Она была… Правда была, дедушка.
— Ладно… Писай, и пойдем.
В этот момент на западе вспыхнуло снова. На мгновение стало ослепительно светло, ярче, чем днем. Федор и дед смотрели в другую сторону, но все равно перед глазами потом долго прыгали разноцветные пятна.
— Ты видел!? — закричал Федор. — Видел?!
Дед и он повернулись, пытаясь разобрать, что происходит в небе. Из зенита полетели длинные, быстрые искры, словно кто-то невидимый швырялся горящими угольками. Это было красиво и не страшно, однако дед нахмурился и приказал внуку:
— Давай в дом, буди Витюню. Я Дусю подниму. На Хованку пойдем.
— Зачем? — удивился Федор. — Посмотри, как красиво.
— Это метеоры. Что там в космосе над нами делается, один Бог знает. Лучше в горе отсидеться.
— Смотри, деда, звезды летят.
В небе, набирая высоту над лесом, стала медленно всплывать пара ярких звезд. Как показалось Федору, вокруг них плясали какие-то светлые точки. Дедушка вынул из-под рубашки продолговатый прибор. На табло прыгали циферки и перемигивались красные огни.
— На орбите идет бой, — сдавленным голосом произнес дед. — Дождались.
Он зачем-то погрозил кулаком небу, потом подтолкнул Федора к двери. Дедушка вошел за ним следом, долго рылся на полке в сенях, пока не нашел старую, пыльную коробку. Вынул из нее несколько смешных, похожих на блюдца очков.
— Одень это, Федечка, — сказал он. — И Витюне надень. И смотри, пусть не снимает. Ладно?
— А зачем? — поинтересовался Федор.
— Вспыхивает так, что ослепнуть можно. А это глазки прикроет.
— А что это такое? Очки?
— Да. Поляризатор. Когда станет очень ярко, стекла сами потемнеют. Помнишь, как мы затмение смотрели? Не забудь только включить.
Дедушка надавил на кнопку сбоку и на дужке загорелся крошечный красный огонечек.
— А еще кому?
— Тете Дусе и Алене.
— Понятно.
— Вещи с Витей возьмите. Шапки зимние, кожушки, носки теплые. Неизвестно, что теперь будет.
Дед прошел со мной в комнату, снял со стены ружье, ссыпал в котомку заряды.
— Собирайтесь, я быстро, — сказал он.
Через пять минут, Федор с братом стояли на крыльце. Витя отчаянно дрожал от холода, зевал со сна и хныкал: — «Мне холодно, страшно, я спать хочу», пытался снять с глаз поляризатор и посмотреть на небо без темных стекол защитного устройства. Потом, словно его переклинивало, он, кутаясь в теплый овчинный тулуп, делал попытки лечь на крыльцо.
Где-то вдали раздались звонкие удары. В поселке гудел набат. Словно отвечая ему, на небе разгорелся яркий огонь. Вспышка была долгой. Из точки она разрослась до размеров солнца, потом стала еще больше, теряя яркость и блеск, проходя через все оттенки от лимонно-желтого до медно-красного.
Почти тотчас же началось падение метеоров. На этот раз их было много, они чертили небо не тоненькими лучиками, а целыми колоннами света, сопровождая свой полет ревом, визгом, ворчанием и грохотом. Небо засветилось сполохами разных цветов, что, как Федор слышал от деда, называлось «полярным сиянием».
Из темноты вынырнули дед, мелкая Алена, и тетя Дуня. Из-за черных провалов очков, они были похожи на вурдалаков.
Тетка успела одеть девчонку, но сама была простоволосой, в ночной рубашке, поверх которой была накинута душегрейка. В руках у тети Дуни был объемистый мешок с вещами, на ногах — наспех зашнурованные мокасины.
Увидев Федора и Витю, она запричитала, стала проверять, все ли дети одели, подтягивать портки на Вите, проверять их торбочки — что смог бестолковый мужик собрать своим внукам.
Она ругалась плачущим голосом, проклиная деда, чертовых звездолетчиков, которым не сидится дома, гнусные, последние времена.
В домах поселка замелькали огоньки. Огненный ливень в небе объяснил все даже самым непонятливым.
До нынешних времен, от старших к младшим передавались жуткие рассказы, как сначала с неба пришли огненные трассы и грянули взрывы, потом прилетел ураганный ветер, наполненный палящим пламенем, а после установился лютый, небывалый мороз, который на столетия сковал землю…
Жители поселка стали подниматься по склону горы Хованка — древнего, давно мертвого вулкана.
Там, почти у самой границы снегов находился вход в древний бункер, который когда-то спас их предков.
Колонна представляла жалкое зрелище: наспех одетые, навьюченные домашним скарбом мужики и тетки, еле плетущиеся старики и старухи, плачущие дети.
Рядом хныкал Витька, он настойчиво просился к деду на руки. Дедушка, обремененный поклажей и тетрадями с летописью, просто физически не мог этого сделать. Федор периодически поднимал брата с земли и с удовольствием отвешивал ему подзатыльники, заставляя идти вперед.
Ревели голодные лоси, блеяли козы, лаяли и скулили собаки, визжали свиньи, которых волокли с собой поселяне. Стенания, плач, тихая, вполголоса брань, сдавленное дыхание, тяжелый топот сотен ног и звуки, издаваемые несчастными, испуганными животными сливались в один невнятную многоголосицу — музыку беды.
Федору хотелось спать, он мечтал об оставленном на произвол судьбы уютном, маленьком, теплом дедовском домике, своей лежанке, на которой так удобно развалиться, вытянуть ноги, задремать, накрывшись толстым одеялом.
Внезапно по серому предрассветному небу помчался ком огня, расчерчивая его пополам своим дымным следом. Истошный вопль раздался на дороге, люди, бросив скарб и скотину, стали разбегаться кто — куда. Женщины прикрывали собой детей, дети плакали, мужчины ругались и молились.
Дед остался стоять, наблюдая полет небесного гостя, бормоча ругательства и проклятия эланцам. «Отольется вам, ироды проклятые», — повторял он.
По его лицу текли слезы от осознания невозможности что-либо изменить. Было видно, как вращается похожий на огурец корпус, как отлетают от него раскаленные добела мелкие части в моменты, когда он разворачивается длинной стороной поперек движения.
Федор, с ужасом наблюдал за падением горящего корабля, остро чувствуя свою беспомощность и то, что сейчас они все умрут. Витька со страху обмочился и сам этого не заметил.
Летящее в высоте пламя осветило дорогу. По земле пробежали легкие тени, точно это души людей уносились прочь от тел, оставляя пустые оболочки на растерзание огненной стихии.
Баба Дуня выла и дергала деда за рукав:
— Что стоишь, дурак старый, — истошно кричала она. — Делай что-нибудь, не стой столбом.
— Не суетись, Дунька, не срамись. Помирать только раз. Добежать-то до схорона надежного мы все равно не успеем, — старательно сдерживаясь, ответил дед. Говорил он это почти спокойно, но неправильные интонации и долгие паузы между словами его выдавали.
Объятый пламенем корабль тем временем скрылся за горизонтом. Сейчас над землей встанет адский огненный гриб и все кончится…
— Деда, мы умрем? — спросил Федор, чувствуя, как немеют от страха ноги.
— Не знаю, внучок, — ответил дед дрожащим, слабым голосом. — Даст Бог, пронесет. Пойдем, как шли. Может, успеем ко входу подняться.
Издалека пришел легкий, едва ощутимый толчок. Баба Дуня завыла: «Ой, смерть пришла».
— Упал, — недоуменно сказал дед. — Нет взрыва.
Лицо старика просветлело.
— Нет взрыва, мальчики. Нет взрыва, хорошие мои. Бог даст — не помрем, — как заведенный радостно повторял он, и, не слишком понимая, что делает, снова и снова отряхивал внуков, поправлял им одежду и приглаживал волосы. — Пойдемте скорей, до Хованки рукой подать. Посидим там, глядишь и обойдется.
Конечников, заново пережив один из самых страшных моментов жизни, крепко заснул. Как тогда в детстве, с ощущением избавления от смертельно опасности.
Первый лейтенант спал недолго.
Светящиеся цифры на табло бортового времени показали «06–00». Дневальные двинулись по тесным отсекам крейсера, выдергивая матросов из царства снов нарочито истошными воплями. Крики, ругань и лязг механизмов разорвали тишину внутри металлического дракона.
Федор очнулся. Услышав будничные звуки побудки, какая-то часть Конечникова вдруг отчаянно не захотела, чтобы день наступал. Первый лейтенант с удовольствием пропустил бы то, что им всем предстоит сегодня.
По обыкновению в чадной, тяжелой голове назойливо завертелись печальные и неприятные мысли, вытанцовывая собачий вальс.
Но странный сон-воспоминание вернул ему к тем временам, когда рутина не заела первого лейтенанта, снова подсказал ему, зачем он вообще пришел в армию. Сегодня он сможет расквитаться с эланцами за все. Пятьдесят поколений жителей Хованки мечтали об этом дне. И вот теперь именно ему выпало осуществить их мечты. Разбитость моментально ушла.