Виктор с надеждой взглянул на брата, без слов спрашивая, верно ли то, что он говорит. Федор, поймав его взгляд, кивнул.
— Бери автомат, деда, — сказал Виктор. — Учиться оно никогда не поздно.
— Да сложно это для меня, — сказал старик. — Я лучше дробовичком. Им сподручнее.
— Не боись. Не боги горшки обжигают.
Конечников изрядно помучился, прежде чем дед и брат научились готовить к бою автоматы, снаряжать магазины и пользоваться прицельным монитором.
Зато маленький племянник с острым, живым умом, незамутненным готовыми схемами, буквально с первого раза понял, какие манипуляции нужно производить с оружием, подсмотрев их из под руки Конечникова.
Стрельба по неподвижной мишени тоже получилась у Алешки неплохо. Устойчиво держать тяжелый автомат с полным магазином у ребенка не хватало силенок, но с упора оружие в руках мальчишки уверенно срезало несколько мертвых, гнилых стволов, торчащих из воды.
Оставшуюся часть пути ехали молча, лишь изредка перекидываясь короткими фразами.
Хитрый Алешка держал руку в мешке, не в силах оторваться от металла оружия.
Он, было, попытался выразить восторг по поводу мишеней, разлетающихся в сотне метров от него под ударами пуль, но Виктор так зыркнул на него, что мальчик счел за лучшее оставить свои впечатления для более благодарных слушателей.
Конечников молчал по другой причине. В голове у него крутились мысли по поводу того, как расставить свои силы для отражения атаки.
В голове возникали картинки. Тяжелая боевая машина, кренясь на виражах, приближается к выселкам. Вот глайдер вылетает из расщелины просеки…
«А может быть они выберут лететь выше деревьев — заметнее, но гораздо безопасней?» — мучительно размышлял он.
Картинка изменилась — бронированный аппарат стал делать круги над темными домами, напряженно рассматривая их через прицелы…
То, что в нем сидят полные валенки дела не меняет.
«Что дальше?» — продолжил размышления Конечников. — «Как они поступят дальше? Вдруг они просто издалека рассобачат весь хутор пушками и ракетами?»
— У поселковых космонавтов, какие глайдеры? «Ашки» или «Вешки».
— Ась? — не понял брат. — Маленькие лодейки?
— Да. Атмосферные или для вакуума? — продолжил уточнять Конечников. — Одна дверь сзади или две по бокам?
— По бокам, пожалуй, будеть, — почесав затылок, ответил брат. — Уверх понимаются, как крылушки.
— Ясно.
Картинка прояснилась. Глайдер, парит над лугом. Из распахнутых дверных проемов торчат стволы ружей, готовые открыть огонь. На носу аппарата рыскает короткий, толстый, словно бревно, ствол скорострельной пушки. У контейнеров с управляемыми ракетами открыты люки. Тупоносые реактивные снаряды решительно и злобно смотрят на белый свет из коротких труб пусковых установок, готовые сорваться в полет к незнакомой, но заранее ненавидимой цели.
«Нет, пожалуй, они не станут тупо обстреливать постройки. Шумно это. Да и они не полные отморозки, чтобы использовать скорострельную пушку, трассы которой видны за десятки километров. Но где они высадятся?» — задумался Конечников.
Он представил себе дорогу, дугой проходящую через плешь в сплошном лесном массиве и ответвление от нее к горным кряжам с торчащим конусом потухшего вулкана — горе Хованка.
В метрах ста от развилки, дорога на гору идет через хутор, огибая конечниковские огороды. Первым на этом пути был дом бабы Дуни, потом древнего деда Ивана, и после этого — двор Конечниковых. Потом дорога становилась едва намеченной, заросшей травой и мелким кустарником, уходя в лес.
«Как бы я сам атаковал при такой диспозиции?» — подумал он. — «Главное — не дать противнивку уйти в лес. В глайдере 8 мест, включая пилота, а значит, атаковать будут не больше 7 человек. Необходимо отсечь пути отхода, поэтому я оставил бы по стрелку с каждой стороны, а остальной группой вошел бы на двор выманил врага из дому. Глайдер оставил бы в воздухе для прикрытия.»
Он вдруг почувствовал раздражение. А если налетчики просто расстреляют подворье из пушки или пустят пару ракет, как только убедятся, что хозяева дома.
— Витька сколько ты говорил, будет наших? — спросил Конечников.
— Трое, — ответил брат.
Конечников чуть не выругался с досады.
«И это против семерых, поддерживаемых с воздуха», — подумал он. — «Вооруженная пташка перемелет не один десяток пеших противников, если только те не призовут на подмогу темноту ночи, родной лес, смекалку и опыт охотников».
— Стрелять они умеют?
— Спрашиваешь, — с усмешкой ответил Виктор. — Всех положим. Пусть только покажутся.
— Вот этого бы не надо… Чем меньше постреляем, тем легче будет потом… Ладно, — наконец решился Федор. — Действовать будем так…
Конец 19 главы.
Глава 20 ИМПЕРСКАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ
Яркий, угловатый осколок Крионы стоял в чистом, холодном небе. Словно помогая Конечникову, облака разошлись. Для ночного зрения наступил ярчайший полдень, когда света было достаточно, что бы разглядеть малейшую травинку и каждую ветку на холодных, стылых деревьях.
После криков и причитаний, Тамара согласилась переночевать в старом, пустом доме бабы Евдокии. Николенька, подначенный мачехой орал как резаный, Дуняша дулась и делала все назло, поразительно медленно и неуклюже.
Алешка, которого мужчины признали за взрослого, снисходительно посмеивался. А подогревало его уверенность боевое оружие, которое выдал ему отец — маленький эланский пистолет, подаренный когда-то Дарьей Дреминой Федору. Мальчика поднимало в собственных глазах и то, что он целую ночь будет вместе с дедом стоять на посту, охраняя женщин и дом.
Переезд был похож на маленькое переселение народов. По двору носился Крайт, заливаясь негодующим лаем, выла Тома, припадая к стенам, хватая вещи и тут же ставя их на место.
Дуня казнила отца и дядю сердитыми взглядами.
Ревел Никола, умышленно спотыкаясь на ровном месте и ударяясь то об косяк, то об угол стола, то просто со всей дури налетая на препятствие.
Дед не вынес этого содома и ушел к себе, а братья, вынужденные руководить домашними, остались получать свою порцию неудовольствия.
Виктор орал на дочь, обзывая ее «бестолковой кобылой», периодически встряхивал жену, давал подзатыльники младшему, поднимая его на ноги и поминая при этом всех чертей.
Федор, на правах инвалида, слонялся по двору, пряча штурмовое ружье под тулупчиком и зорко поглядывая по сторонам. Он тихонько посмеивался над домашним бедламом, стараясь, чтобы этого не видели Тома или Виктор.
— Ну вот, в кого тако вот ростеть убоище, — вконец измученный наведением порядка в семействе, спросил Виктор, имея в виду «маленького изверга» Николеньку.
— Да есть в кого, — с улыбкой, ответил Федор. — Помнишь, как я тебя на Хованку волок?
— Не, не помню, — признался брат. — А что было-то?
— Да вот Николка, вылитый ты.
— Да не, быть того не могеть… — отмахнулся Виктор.
— У деда спроси как нибудь. Как я тебя за воротник с земли поднимал.
— Не, не могеть такого быть, — ответил брат, — скажешь тоже…
Постепенно все баулы были перенесены, дети переправлены, Тома, наконец, оторвана от любимых лавок и комодов.
Окна в старом доме Евдокии были закрыты ставнями и заложены изнутри тряпками, на тот случай, если надо будет зажечь огонь. Были включены старинные, найденные как-то на чердаке обогреватели, которые, несмотря на древность, исправно заработали, лишь стоило заменить микросотовые батареи. Томе был дан строгий наказ сидеть тихо, как мышь, но из-за двери долго доносились бабские причитания и вторивший им голосок мальчишки.
Когда все, наконец, успокоилось, Конечников пошел проверить посты. Виктор днем договорился с приятелями. Те, взяв ружья и запас еды с заходом светила засели на подступах к выселкам.
Пост Пашки Колядкина находился у дороги.
Федор, который вынырнул из кустов, был встречен окриком «Стой» и направленным на него столом.
— Хоть бы ты одежу свою космонаутскую снял, — облегченно сказал Пашка. — А то ведь пальнул бы, не разобравшись.
Паша, ровесник Конечникова, последовательно прошел обычные стадии: мальчишки, парня и наконец, взрослого, грузного дядьки, обремененного не слишком удачной жизнью, трудной работой и прошедшими годами.
Он стоял у дерева, завернутый в драный термический балахон, из старых дедовских запасов. Древнее одеяние одновременно и согревало и затрудняло обнаружение человека инфракрасными датчиками.
— Это хорошо, что не спишь, — ответил Конечников, подходя ближе.
— Уснешь тут, — заметил Колядкин. — Такой ор твои подняли. У космонаутов небось, слышно было.
— Бабы и дети — страшное дело, — признал Конечников. — С ними свяжешься — горя хлебнешь.
— Эт точно, — сказал Паша. — Сам, поди, теперь не рад.
— Чего? — не понял Конечников.
— Рассказал мне Виктор… — многозначительно сказал Паша.
— Что?
— Про тетку — повариху…Да ты не прикидывайся, — Паша улыбнулся. — Оно дело такое, житейское. Только не пойму, что в поселке баб мало тебе? Али брезговаешь таперича нашими тетками?
— А что тебе Витька рассказал? — поинтересовался Конечников.