Дед с Виктором сидели за столом. Брат был трезвый, что было совсем необычно.
— Здорово, — сказал Федор, садясь за стол.
— Здравствуй внучок, — печально приветствовал его дед Арсений.
— Здорово, брат, — ответил Виктор.
— Что у вас тут случилось?
— Чо- чо… Через плечо… — раздраженно сказал Виктор. — Курву ебаную выгнал.
— Чем нехороша стала?
— Давно пора, — тем же тоном ответил брат. — Дом в бардак превратила.
— Дело ваше, — помолчав, ответил Федор.
— Робят жалко только, — со вздохом сказал дед.
— Алешка где?
— Спит, — ответил дед. — Намаялся парнишка.
Конечников поднялся и заглянул в маленькую комнату рядом. Племянник спал на его кровати, маленький сопящий комочек, почти не видный среди подушек.
— Нормально, — сказал Федор. — Хорошо не поубивали друг друга.
— Чей-то ты сегодня рано, — заметил брат. — Случилось чего?
— Вроде нет.
— А чего смурной такой? — не унимался Виктор.
— Гарнизон меняют. Роты охраны не будет, спецназом заменят, «шамоту» уберут, пришлют строителей со своим командиром.
— Что, и твоя служба кончится? — спросил Виктор.
— Да вроде никто не гонит.
— А чего-й грустишь-то, — подивился брат. — Или кака тетка зацепила?
— Баба — это к лучшему, — вставил дед. — И нечего смеяться. Мужику 39 лет, а все один, бобыль. Хочу деток твоих Федечка увидеть, а ты все воюешь.
— Какая к черту тетка, — раздраженно ответил он. — Сослуживца встретил. Искорина. Он теперь лейтенант-полковник. Офицер фельдслужбы при ставке князя — императора.
— Какой — такой Скорин? — усмехнулся Виктор.
— Искорин… — поправил его Конечников. — Помнишь, рассказывал про штабного, который на борт просился, большие тысячи предлагал.
— Было, — усмехнулся Виктор. — Ты его часом в торец не двинул?
— Хотел… Вспомнилось как он орал про богатого папочку, про 10 тысяч за место на крейсере… А тут явился, не запылился в нашу глухомань. В мундире с иголочки, довольный, вальяжный уверенный в себе. С Алмазным Крестом на шее, погонами золочеными…
— Ну чего не прибил говнюка? — удивился брат. — У меня бы не задержалось…
— Он как-то странно себя вел, и это меня смутило. Он был рад мне, нисколько не стеснялся, как можно было бы предположить. Я даже чувствовал, что он прекрасно понимает, отчего я так казенно, почти грубо себя веду. Потом, после обязательной части предложил выпить за встречу. Мы остались наедине. Я подошел к нему, заглянул в глаза взял его за орден… Крепко так взял, сорвать хотел. Но вдруг почувствовал, что делаю неправильно. Отпустил.
Искорин понял мои колебания.
«Это хорошо Федор Андреевич, что не стал меня обижать» — сказал он. — «Этот крест не отец мне купил, не в карты я его выиграл».
«Ну, расскажи, как такие бирюльки достаются», — иронически попросил я.
«Присаживайся» — предложил он. — «Разговор долгий будет».
«Ничего, постою», — тем же тоном ответил я. — «Начни сразу с того места, как получил прикладом за паникерство».
«Да, было», — с грустной улыбкой ответил Искорин. — «То, что ты меня на корабль не взял, оно оказалось к лучшему. Я так зол на тебя был… Убить был готов. Голова гудела, кровь из носа текла.
На станции после того, как отчалили крейсера, стало совсем плохо. Командиры бестолково орали каждый свое, не зная, что делать, матросы не слушались приказов.
Идти мне было некуда. Штаба больше не было, прятаться в каюте в ожидании смерти было невыносимо. Я прибился в центр связи, где на динамики громкой связи транслировались все сообщения с кораблей Базы.
Эланцы разделались с кольцом гипертранспортировки и уверенно двигались к космокрепости, держась той стороны, которая пострадала при бомбардировке орбитальной станции метеоритным ливнем с планеты. Пакадуры и артиллеристы Базы ничего не могли сделать. Пушки „Князя Ивана“ на предельной дистанции обменивались залпами с АБГ линкорами неприятеля, но не могли остановить их продвижения.
Основной огонь эланцев был сосредоточен на линейном рейдере. С „Князя Ивана“ постоянно докладывали о разрушениях и потерях. На помощь броненосцу пошли малые крейсера.
Но не зря эланцы потеряли целую эскадру. Перед тем, как превратится в газ, радисты службы перехвата второй эскадры „бессмертных“ сумели запеленговать основные и резервные частоты каналов управления нашей ракетной артиллерии.
Глушилки „абэгешек“ сбили ракеты с курса. Тогда наши пошли в лобовую атаку.
Это было роковой ошибкой. 12 „скаутов“ попытались достать врага, пуская ПКДР на манер неуправляемых торпед.
В какой-то момент показалось, что победа останется за нами. Несколько удачных попаданий изрядно попортили „сучек“, но эланцы дали подряд несколько прицельных залпов мелкой картечью… Снесли и летящие наперехват „пакадуры“, и крейсера — ракетоносцы. Ты не представляешь, как это было… Наводки в динамиках от выстрелов, вой помех, крики, ругань, слова прощания, свист моторов пространственной на ракетах и снова выстрелы. И отражение в облаках Солейны пламени взрывов, разносящих крейсера.
„Князь Иван“ продержался дольше. Поля и броня рейдера лучше держали удар. Боезапас пушечных линкоров изрядно уменьшился. Израсходовав энергию в накопителях на отражение атаки скаутов, „сучки“ вынуждены были увеличить интервалы между выстрелами.
Но дальнобойные планетарные орудия „абгшек“ все равно продолжали методично втыкать в корпус броненосца заряды. Пушки „Князя Ивана“ отвечали, но его корабельная артиллерия со сбитой юстировкой, лишенная данных дальномеров и постов локаторного наведения, не могла состязаться в точности с эланцами.
Мы все ждали, когда рейдер приблизится настолько, что сможет прицельно бить по неприятелю. Но этого не случилось.
Когда „Князь Иван“ долетел до эланцев, он представлял собой глыбу искореженного композита, окруженного роем обломков. Лишь в цитадели броненосца оставались живые люди. Они смогли довернуть разбитый, практически мертвый корабль на врага.
Пушечные линкоры, которые обесточили все системы, включая резерв двигателей, отдав энергию для стрельбы, не смогли вовремя среагировать. Сначала они пытались расстрелять то, что осталось от „Князя Ивана“, но лишь ухудшили свое положение, разбросав летящие с громадной скоростью обломки в широкий сноп, который накрыл эланцев.
„Сучки“ попали под удар. Для одного вражеского линкора он оказался смертельным, второй корабль потерял половину надстроек и пять из шести орудий главного калибра.
Это последнее орудие непрерывно стреляло по орбитальной крепости все время, пока „абэгешка“ двигалась к „Солейне“.
Зная, что желанной добычи на станции нет, подданные регул — императора не церемонились, квитаясь за все, что случилось во время осады.
То, что творилось внутри крепости трудно передать. Каждый удар вызывал массу взрывов. Разогнанные до 1 мега заряды прошивали станцию, круша корпус механизмы и переборки, боевые расчеты и посты. Людей швыряло на пол, размазывало о стены, убивало обломками… Станция гибла.
Гравитация выключилась, генераторы поля, герметизирующего пробоины перестали работать. Эланская сверхскоростная картечь разрушила энергосеть крепости, обесточив приводы орудий и энергощитов. Орбитальная крепость потеряла всякую возможность сопротивляться.
Не помню, как добыл гермокостюм. Я бесцельно двигался по разрушенным коридорам. Кругом было только месиво из обломков и замороженных, разорванных трупов. До сих пор их лица с гримасами ужаса, боли, страха стоят перед глазами.
Куда меня несло, было непонятно даже мне, но, судя по всему, я уходил на более-менее уцелевшую сторону станции, инстинктивно направляясь в сторону от разрушений.
Я попал в отсеки, граничащие с наружной поверхностью. Там я увидел живого. „Вашбродь“, — сказал он мне, — „эланец прямо на нас прет. А в нашей пушке осталось на один выстрел мощности. Подмогни загрузить заряд в камеру. Плюнем в супостата напоследок“.
Действительно в накопителях четвертого орудия планетарной батареи осталась энергия. Мы вдвоем начали закидывать в громадную глотку казенника все, что могли найти: штатную картечь, обломки конструкций станции, промороженные холодом космического пространства мертвые тела и осколки раскрошенной брони, оглядываясь на подходящий эланский линкор, схожий своими громадными трубами орудий на органную секцию.
Потом у нас нашлись помощники. Я что-то кричал, размахивал пистолетом, заставляя случайно набредших на нас матросов присоединиться.
Даже в невесомости переместить 60 тонн груза в зарядную камеру без подъемников оказалось очень сложным и тяжелым делом. Мы не смогли загрузить и 2/3 ее объема, когда эланский пушечный линкор, вернее тот обрубок, что от него остался, подошел совсем близко, войдя в простреливаемый сектор.
Огромный корабль шарил парой уцелевших зенитных массометов, готовый подавить очаги сопротивления на корпусе раскуроченной орбитальной станции.
Эланцы выпустили призовую партию на двух лодьях. Они понимали, что разбитый корабль не уйдет далеко и очень скоро быстрые скауты деметрианцев окончательно их прикончат. Но до того они желали довершить дело, ради чего они все пошли на смерть, водрузив на доселе непобедимой крепости врага двухцветную тряпку своего флага с орлом в знак победы. Это было для эланцев делом принципа, воинской чести и утверждением ненапрасности принесенной жертвы.