— Да ладно, — ответил Конечников. — Не боги горшки обжигают.
— И маневры в бою, — слегка скривился Стрельников. — Что у тебя из-за плеча подсмотрел, то и используем. Твое время Крок пришло. Помнишь, сколько ты эти развороты на компе отрабатывал? Теперь можно. Ни Томасона нет, ни Соломатина, ни судьи этого, который хотел тебя эланцам отдать. Теперь это нужно. Я на тебя надеялся. Группу в полк реорганизуют. Я полк не потяну, точно. А ты смог бы…
— Эх, Васька, — вздохнул Конечников. — Когда меня на Амальгаму везли, как почетному гостю, предложили в знак особого уважения пилотировать корабль. А я всю рубку на транспортнике заблевал. Как шпак, даже хуже.
— Вот оно что… Со временем может и пройдет… — задумчиво сказал Стрелкин. Немного помолчал и просияв предложил. — А зачем тебе летать? Корабль помнишь, руки есть… Сиди, придумывай.
Будешь начальником штаба. А ребята будут твои задумки претворять. Они молодцы, на лету схватывают. Вот этот парнишка, на А-12, например. Второй лейтенант Оскар Стар. Почти как ты лет двадцать назад. Пилот от Бога и с артиллерией управляется как профессиональный наводчик. Такие порой коленца выделывает… Только им всем далеко до нас…
Помнишь, как на Тетэ мы шли в строю, а по «Князю Ивану», лидеру, сразу 4 «Претендента» «обузами» долбили. А мы эти ракеты сбивали. Задача жестко была поставлена. Можешь — отрази атаку огнем. Нет — подставляй корпус под удар. А это всем хана.
И ничего, ручки на рычагах наводки и в мануальных манипуляторах не тряслись.
— А что, у ребят трясутся? — спросил Конечников.
— Не, не трясутся. Да это и не надо. Ракеты сами наводятся. Указал цель, выпустил «пакадуру» — и забыл. Можешь быть уверен, что мимо не пролетит.
— Вот как. Опять против Конвенции.
— Да кому она нужна, эта старая пыльная бумажка, — невесело усмехнулся Стрельников. — Наши кораблики с любым линкором справятся. 30 ракет на борту, пускай их хоть с сотни мегаметров, никаких каналов управления и помех. Пары ракет для «Циклоно» вполне хватает. Можно в одиночку целую эскадру переколотить.
— Да где же они на скауте располагаются? — спросил Конечников, вспомнив монстрообразные цилиндры ПКДР-2.
— Новые ракеты небольшие, примерно метра 3 в длину и 500 миллиметров в диаметре. Если массометы убрать, боезапас дойдет до сотни.
— Однако. У нас такого не было… Неладное что-то у вас творится.
— Да с чего ты взял? — возразил Стрельников.
Конечников услышал неправду в его словах.
— Не темни со мной, — сказал Конечников. — Ежу понятно. Весь корабль — сплошное нарушение Конвенции Семи. Вся электроника сделана «торгашами». А мы ведь с ними на ножах были.
— Ну и что? — спросил Стрелкин, напряженно пытаясь определить, куда клонит его старый друг.
— Все вместе означает, что «торгаши» объединились с деметрианцами. А это может быть лишь в одном случае. Их объединили очень опасные враги. Очевидно, что это не эланцы. Им у Гало спину сломали. Вот я спрашиваю, — что случилось?
— Ладно, я скажу, — угрюмо и зло бросил Стрелкин.
Он согнал Конечникова с кресла, запустил терминал и вывел на экран картинку странного, угловатого корабля, немного похожего на усеченную ступенчатую пирамиду.
— Что это? — поразился Конечников. — Чей такой?
— А как ты думаешь? — вопросом на вопрос ответил Василий. — Это не человеческий корабль. Чужой… — «Странники» больше не клепают свои BARSSы и MARSSы. На корабельных заводах Аделаиды налажено производство наших крейсеров…
— Однако, — заметил Конечников. — Вот кому-то праздник… Бабло рекой…
— Крок, ты что, ебнулся!? — подался к нему Стрелкин. — Помнишь, корабли Каранги? Которые пропали без следа. Так вот знай, — 18 эскадр бронированных тяжелых рейдеров каганата были размолоты в пыль одним таким залетным пришельцем. Теперь это общее дело.
— Мы вроде с Карангой не сильно дружили, — ответил, слегка пожимая плечами Конечников.
— Ты… Ты, — не нашел слов от возмущения Василий. — Тут не идет речь про наших или не наших. Один из флотов Обитаемого Пространства был уничтожен чужаком. Это война. Война людей и этих… Она будет, будет очень скоро.
— А что про них известно? — поинтересовался Конечников.
— Ничего, — ответил Стрелкин, задумавшись. — Только то, что корабль очень древний. Ему сотни тысяч, если не миллионы лет.
— Так может быть их стоит оставить в покое? Или изучить, с чем имеет дело, прежде, чем очертя голову кидаться в пропасть. Может это просто недоразумение.
Василий покачал головой, хотел было вспылить, но сдержался, вспомнив, что имеет дело с не отошедшим от психического шока, побывавшим на самом краю жизни, человеком. Лишь сжатые кулаки Стрелкина выдали его желание ударить друга.
Конечников внимательно наблюдал за ним.
— Ладно, — сказал он. — Я тебе тоже тебе кое-что расскажу.
— Валяй, — сердито сказал Стрельников.
— Помнишь, я рассказывал про все эти перипетии с ядерной зимой на Амальгаме. Про эланский линкор, который спалил планету…
— Как не помнить, — ответил Стрелкин, не очень понимая, куда клонит, тот, но все же в тайне надеясь, что друг опомнится от болезненного равнодушия.
— Так вот, совсем недавно, мне удалось заглянуть в самое начало этой истории. Ответ был на самом виду. Накопитель с записями лежал все это время в сенях моего дома.
— Ты ведь говорил, что летописи заносили в тетради? — недоверчиво спросил Василий.
— Да, но так было не все время. Пока работала техника, люди пользовались традиционными способами записи на компьютере: видео, аудио и текст. У меня они есть на микрокассете.
Конечников достал свой комп, вынул из него невесомый, маленький прямоугольник микрокассеты. Воткнул ее в считыватель терминала. Нашел нужный кусок и пустил воспроизведение.
Стрельников смотрел молча, от волнения высаживая сигарету за сигаретой. В динамиках завывал ветер и раздавался негромкий голос давно умершего человека.
Конечников не мешал ему, заново переживая этапы своей жизни, неудачного эксперимента, маленького и незначительного в сравнению вечностью.
Наконец запись закончилась, и окно программы погасло. Стрельников долго сидел, глядя на черный прямоугольник и слушая шипение усилителя.
— Я бы застрелился, — сказал он. — Как с таким можно жить…
— А кто тебе не дает? — недобро спросил Федор.
— Тебе — то страшно стало, — безо всякого злорадства заметил Стрелкин.
— Нет, не в том дело. Мы на этой войне были солдатами и оказались на самом ее острие. Нашим ремеслом стало убивать и гибнуть самим. Мы делали свое дело и делали его хорошо. Нас теперь легко замазывать черной краской, расписывать под головорезов и подонков за взорванные планеты и расстрелянные санитарные транспорты.
— Это верно, — скрипнув зубами вставил Стрельников. — А мы с тобой ракету разрисовали, мстители доморощенные.
— А по-другому и быть не могло. Честь, долг, ненависть, униженность, обида, месть — смесь гремучая. Поразмыслив, я понял, что из всего, что мы поняли и пережили, правдой оказалось лишь постоянное, душное понимание неправды той жизни. От него мы пили, гоняли шлюх, задирали штабных… Рассказывали анекдоты… Драли жопы в карьерном забеге или демонстративно — истерически клали на чины и звания. Остервенело бились с врагами и мстили эланцам как могли. Все, что угодно, лишь бы ненароком не осознать, кто мы такие есть.
— И кто мы есть? — тяжело спросил Стрельников.
— Деталь соковыжималки. Повод для Ивана Ивановича Иванова работать за копейки и терпеть скотство господ.
— Как ты жить с этим можешь? — поразился Василий.
— Пока жив, — есть надежда, помолчав, ответил Конечников.
— Что ты сможешь? — поинтересовался Стрелкин. — Галян не воскресишь, наших пацанов к жизни не вернешь. А вспомни, какие парни были в 4 эскадре… Поднять бы их, все смели бы. Сколько будешь жить, столько будешь мучиться.
— Что я могу? — размышляя, произнес Конечников. Перед глазами мелькали какие-то загородки и заборы. Вдруг он почувствовал, что нашел ответ на этот вопрос. Сразу стало легко, точно в дождливый ненастный день из-за туч выглянул солнечный лучик. — Ты знаешь, Василий, я могу рассказать об этом. Чтобы ни у кого, никогда не возникло желания жечь и убивать во славу всякой сволочи. Чтобы все поняли, как наши кровь, слезы, пот и смерть становятся сытой жизнью наших генералов и правителей. Чтобы все поняли, чего стоят погоны и висюльки, награды за то, что мы гробим свою жизнь ради их амбиций.
— Ты… — удивленно сказал Стрельников. — Вот теперь я вижу прежнего Крока… Может ты и прав…
— Спасибо, Васька.
— За что? — удивился тот.
— Ты помог мне понять. Без тебя я бы не справился.
— А что мне делать? — спросил Стрелкин.
— А что хочешь, — пожал плечами Конечников.
— А как же чужие? Кто спасет людей от них?
— Дело твое. Не могу же я тебе приказать. Хочешь — воюй. Воевали друг с другом, будем воевать с этими. Во славу кармана и власти наших господ. Для них чужие — просто подарок судьбы. Надо тебе это, — никто не мешает.
— Ты так спокойно об этом говоришь? — возмутился Стрелкин.