Конечникову захотелось, чтобы пришел Стрелкин, и они вдвоем, а лучше втроем, взяв для массовости Гута, устроили очередной погром в борделе, гоняя полуголых шалав и круша обстановку дома терпимости.
Или снова прицепились в Благородном Собрании к какому-нибудь офицеру штаба, устроив шумный мордобой прямо в зале…
Дверь распахнулась. На пороге стоял Стрельников. Выглядел он неважно: глаза красные, лицо с зеленоватым отливом, волосы мокрые. Второму лейтенанту было холодно, он зябко ежился и кутался в бушлат.
— Крок, мне бы добавить, — перешел сразу к делу Стрелкин.
— Васька, ты бы поспал до утра, глядишь, легче бы стало.
— Хорошо тебе говорить, крокодил ты амальгамский. Не пьешь, а только вид делаешь, что выпиваешь.
— Вась, ну правда, сколько можно? С Гутом пили, с Лохом пили. Выглядишь так, что краше в гроб кладут, а все мало. Что случилось? В толчок упал что-ли?
— Не… Как пришли, так в гальюне прописался, — Стрельников вздохнул — Наизнанку выворачивало, пока все не вышло. Федя, мне бы чуть — чуть.
— Да без проблем, — ответил Конечников — Пять минут…
Он вынул канистру с «оптической жидкостью» из сейфа, добавил пару апельсинов и принялся готовить пойло.
— Возьми водички хорошей, — сказал Василий, протягивая емкость. — Я ее и переливал, и отстаивал, и даже магнитами зарядил. Это не отрава газированная из «Лилии».
— Тебя от нее так?
— А то, — вздохнул Стрелкин. — А все ты… Быстрей! Быстрей! Вот и забыл.
Конечников в ускоренном режиме перемешивал компоненты, а Васька знаками показывал, что делать. Скоро напиток был готов. Стрельников понюхал, добавил воды и кусочек сахара, сделал несколько глотков.
— Моя школа, — довольно сказал Василий.
Алкоголь совершил с ним разительную перемену. Глаза загорелись привычным боевым огнем, лицо порозовело. В тело второго лейтенанта возвратилась жизнь.
Василий не остановился на этом и справедливо рассудил, что такое ценное средство не должно пропасть. Федор охотно присоединился к Стрелкину.
— Крок, — поинтересовался Стрельников, когда одолел пару шкаликов пакадуровки, — когда нас.… Ну, в смысле на Гало. Тютя говорил много, а конкретики — ноль.
— Васька, я точно не знаю, — произнес Конечников, нервно выдергивая из пачки сигарету. — Думаю через пару дней. Подышим пока.
— Все мы родились, росли, на мир смотрели, водку пили, баб любили. Думали о чем-то, мечтали. А теперь нас всех балластом сделают. Лишних сто пудов, чтобы лучше эланцу в борт войти. А налети мы по-твоему, — и сами бы уцелели и врагов бы положили, — зло сказал Стрелкин. — Тошно делается… Никак в солдатики не наиграется пидор лысый. Идите и умрите красиво. С развернутыми знаменами, в парадном строю.
Василий сложил пальцы кроме среднего в известный от начала времен жест и показал его изображению князя-императора.
— Васька, похоже, тебе хватит, — обеспокоенно сказал Федор.
— Ну нет, — зло выкрикнул Стрелкин. — Пусть слушают, козлы. Пусть они хоть самому докладывают. У, рожа…
Василий метнул в портрет владыки калькулятор со стола. Прибор отрикошетил обратно, попав второму лейтенанту в лоб.
— Мать твою, — выругался Василий, хватаясь за подбитое место.
— Точно хватит, — подвел итог Конечников.
— Я вот как не крутился, попал гаду очкастому на мясо, — остывая, произнес Стрельников. — А ты на таран пойдешь с радостью. У тебя своя задача в жизни есть, с эланцами поквитаться.
Второй лейтенант с тоской посмотрел в глаза Федору. Конечников, отделенный от грязи и рутины своей целью и не предполагал, что такое может быть. Чувствовать это, осознавать и продолжать служить, потому, что просто некуда деться. Первому лейтенанту почему-то стало стыдно.
Федор влез на стул, разглядывая повреждения на ткани. Калькулятор оставил практически незаметную вмятину. Зато рядом во множестве красовались куда более явные следы. Василий был не первым, кто высказывал свое несогласие таким образом.
До Федора, наконец, дошло, что подразумевал Стрелкин. Именно он, первый лейтенант, и.о. командира корабля отдаст в бою последний приказ — включить маршевые моторы и, не сворачивая держать курс на эланца.
— Если бы от меня это зависело, я бы сам знаешь что сделал, — сказал Конечников.
— Да ладно, не грузись. Это лишь сейчас страшно. Когда на батареях останутся одни трупы, убиться об линкор за счастье покажется, если навалятся десантные лодьи. А куда блядь денешься… Или таран, или сдохнешь на колу в эланском застенке…