Эту фразу Пьер произнес, четко и раздельно выговаривая каждое слово, лицо его то ли исказилось гримасой, то ли губы его тронула улыбка. И улыбка победила. Мари подошла к брату, положила обе руки ему на плечи и спросила:
— Скажи, своего маленького ты будешь давать мне хоть немножечко подержать?.. Совсем-совсем немножечко, как я давала тебе своих детишек, правда ведь?
И оба рассмеялись.
Пьер относился к Клодии с какой-то особой нежностью, но нежность эта напоминала скорее отношение старшего брата, которого смущает ее почти неестественная хрупкость. Он частенько садился с Клодией рядом, клал ладонь ей на плечо и говорил с ней так, как говорил Блондель. Даже голосом, мягким и тихим, он старался подражать лекарю из Франш-Конте. А так как Леонтина в такие минуты начинала дуться, явно ревнуя своего дядю, он обнимал их обеих и потихоньку покачивал, словно баюкая.
И, видя их вместе, Ортанс шептала:
— Господи, сделай так, чтобы Блондель мог хоть раз увидеть это счастье, творение рук своих.
55
Дни проходили по-прежнему в душноватой тишине лета. Зной, казалось, всей своей тяжестью упал на озеро и горы. На склонах, обращенных к югу, проступили, как раны, широкие рыжеватые полосы, и стада, что паслись на лугах, все чаще искали себе приюта в тени лесных опушек. А когда солнце припекало особенно яро, лошади — их пускали на лужайку, окруженную живой изгородью, — сами уходили в конюшню. Мари начинала стряпню чуть ли не на заре. Покончив с готовкой, она переставала топить печку, чтобы детишек можно было перевести в большую комнату.
Как-то в начале июля мастер Жоттеран привез с собой молодую крестьянскую чету, которая решила усыновить ребенка, поселиться в одном из заброшенных домов и обрабатывать реверольские земли.
— Это уже не только воскрешение детей, но также и воскрешение самой земли, — заметила Ортанс.
Примеру первой четы последовала еще одна, и, так как не было никаких оснований опасаться заразы, магистрат дал на то свое согласие. И в тот самый день, когда прибыли новоселы, Бизонтену и его многочисленному семейству судьба преподнесла еще один и впрямь чудесный сюрприз. Во двор въехали не две, как ожидали, а три повозки. И конечно, первым разглядел седока Жан и закричал во весь голос:
— Это кузнец! Это он, он! Он первым едет. Я его лошадь узнал. И огромную шляпу, она вся в дырках!
— Раз селенье теперь новой жизнью зажило, — заявил старик, — то без кузнеца здесь не обойтись. Мне это сам мастер Жоттеран сказал.
И, гордо потрясая какой-то бумагой, хотя читать и не умел, он добавил:
— Вот мне даже решение магистрата выдали.
И с этого дня то и дело раздавались удары молота по наковальне. И конечно, старик Фонтолье с утра до вечера торчал в кузнице и любовался работой дядюшки Роша. Он даже дал ему первый заказ — попросил починить соху, которой вовсе и не собирался пользоваться.
Раз в неделю кто-нибудь из мужчин отправлялся в город. То Бизонтен, то Пьер, а то кузнец. Нередко они захватывали с собой Ортанс или Мари. Когда Бизонтен с Мари ездили в Морж одни, они непременно ходили на пристань ради одного только удовольствия полюбоваться озером и поболтать с рыбаками или моряками. Их обоих восторгала эта кипучая жизнь. Ибо торговля здесь шла вовсю: прибывали барки с надутыми ветром белыми или рыжеватыми парусами, палубы были завалены камнем, деревом, мешками с зерном — словом, всем тем, что составляло жизнь всякого края.
А в тавернах, расположенных поблизости от причала, можно было порой встретить людей, прибывших из Франш-Конте, и услышать от них новости. В основном были это наемники, швейцарские, даже из кантона Во, сражавшиеся на стороне французов. Война была ремеслом этих людей, и к врагу как таковому ненависти они не питали. Их дело было убивать тех, кого приказал убивать им тот, кто платил за эту работу. И коль скоро им переставали платить за это деньги, они переставали убивать и расходились по домам. Они в один голос уверяли, что война ведется спустя рукава, потому что на войну не хватает денег. Для Франш-Конте это не имеет значения, потому что люди там без денег сражаются, зато для французов — дело другое. Швейцарцам, немцам и шведам приходится платить, а денег взять негде. Вот они, к примеру, вернулись домой, потому что им перестали выплачивать обещанные деньги. Сказали им: живите, мол, и кормитесь за счет Бургундии, но эта проклятая страна совсем опустела, разграблена дочиста, с лица земли стерта, на три четверти сожжена. Поди-ка прокормись в пустыне!
Вечерами тот из реверольцев, кому удалось встретиться с наемниками, передавал оставшимся дома друзьям их рассказы, и все от души дивились, как это могут существовать на свете такие люди. Сжимались кулаки, лица каменели, в глазах загорался злобный огонь.