— Чего уж тут, пускай себе выспится всласть. Потом его накормишь, когда он проснется. А мы сядем за стол, когда кузнец вернется.
Клодия по-прежнему сидела, уткнувшись лицом в плечо Пьера. Вдруг она выпрямилась и крикнула:
— Мари, ты знаешь, в какой именно день он умер?
— Откуда же мне знать? Ты сама слышала, что рассказал нам Барбера.
Глаза Клодии стали такие же, как прежде, совсем как у испуганной птички. Пьер ласково обратился к ней:
— Ну что это с тобой? Успокойся.
Прерывающимся от волнения голосом Клодия проговорила:
— А я знаю. В тот день, когда Ортанс ездила в Морж с мужчинами. Вспомни-ка, Мари. Шакал начал выть, как раз в полдень. Ты даже сама сказала: «К покойнику воет. Не нравится мне это!» Сама же ты сказала. И пошла его утихомирить.
Все вопросительно поглядели на Мари, и та, подумав немного, ответила:
— Это верно, в тот день он выл к покойнику, долго выл. Никогда такого с ним раньше не бывало.
59
В полном молчании они уже кончали еду, когда в дверях возник Барбера, он громко икнул, потянулся, потом подошел к желобу, схватил деревянное ведро и поставил его на скамейку. Затем сунул в воду голову, запыхтел, забулькал так странно, что дети расхохотались. С волос и с лица его обильно стекала струйками вода, он выпрямился, отряхнулся, как отряхиваются собаки, подошел к очагу и сказал:
— Если осталось чего-нибудь тепленького, я бы не отказался.
— Сейчас я вам бобы разогрею, — ответила Мари.
Барбера почесал себе живот, скинул коричневую рубаху и заявил:
— Надо бы подходящим случаем воспользоваться, чтобы как следует помыться.
Спина и грудь его сплошь заросли черными густыми волосами, а под этим жестким даже на вид руном перекатывались бугры мощных мускулов.
Он захватил горстку золы и заодно щетку, какой Мари мыла каменные плитки на кухне, и стал энергично растирать себе грудь и спину. При этом он ворчал, как медведь, то и дело сплевывая, и беспрерывно повторяя:
— У, черт, до чего же хорошо!
Он вымыл также ноги, Бизонтен спросил его, как он себя теперь чувствует.
— То ли я еще в жизни терпел.
— А когда ты уходишь?
— Нынче ночью. Мне тут кое-какие вещицы нужно кое-куда доставить, а такие дела лучше в темноте делать. Не говоря уже о том, что и ливень мне на руку.
— Послушай, брось ты глупостями заниматься!
Контрабандист разразился громовым хохотом, отчего ходуном заходили мускулы на его груди и спине.
— Не глупости вовсе это, — ответил он, — а ремесло у меня такое. Я им столько лет занимаюсь и знаю его так же хорошо, как ты свое плотничье дело знаешь, парень. — Он замялся. — А глупости — это совсем другое, глупостями меня этот проклятый Блондель научил заниматься.
Бизонтен не спускал глаз с Ортанс, но лицо ее было бесстрастным. Он тоже не сразу нашел нужные слова и наконец задал тот самый вопрос, который мучил его с первой минуты появления Барберы.
— Ты нам до сих пор не сказал, как его убили?
Пьер и Мари одновременно подошли к Клодии, намереваясь отвести ее в спальню, но она отказалась.
— Нет, — отрезала она, — я хочу знать!
— Меня-то там не было, — начал Барбера. — С ним был один молодой корзинщик из Фушерана, звали его Тетю, он еще с тридцать пятого года скрывался. Парень неплохой, только малость хлипкий. Этот проклятый Блондель совсем ему голову заморочил: помогай, мол, мне да помогай… Тетю мне сам это рассказал.
С этими словами Барбера уселся за стол. Он поглядел на Мари и проговорил:
— Тащи свои бобы, они небось уже теплые.
Мари наложила ему полную миску, и гость снова начал свой рассказ, не переставая жевать бобы, говорил он по обыкновению своему отрывисто и невнятно.
— При своем-то нюхе он, Блондель, значит, с ним пошел в одно селенье в низине, вот корзинщик-то названье мне не сказал, запамятовал, значит, потому что от страха совсем обомлел. Ну да ладно, неважно. Там французы были. И все начисто сожгли. Людей в церковь загнали, и они в крик кричали. Всех жителей, как мне тот рассказывал… Ну так вот, ушли французы и все награбленное с собой унесли… Тут мой Блондель оставил парня из Фушерана в лесу с тележкой, а сам в селенье пошел, думал, может, кого удастся спасти. Да только поторопился, рано вышел. А солдаты, что последними шли, его заметили. Всадники повернули обратно и закололи его спокойненько. Пригвоздили к дереву копьем… Похоже, что рукоятка копья сломалась, и они так его и оставили. Парень до того перепугался, что до самой темноты в лесу просидел… Когда он наконец решился из леса выйти, говорит, будто Блондель еще живой был.