— Да ты сам посмотри.
Бизонтен отодвинул верх полотнища, не развязывая веревок, и его собеседники могли убедиться, что слой снега не доходит всего футов двух до дужки.
— Ну и чертовщина, — присвистнул Пьер, — да это же прямо наваждение какое-то!
— А при таком ветре сзади еще больше намело.
Эти слова подмастерье произнес веселым тоном.
— Значит, мы пропали, — тоскливо проговорила Мари. — Зачем мы не остались в Лявьейлуа.
— Да замолчи ты, наконец, — прервал ее сетования Пьер. — Уж там бы ты в живых не осталась.
— А здесь, что здесь-то с нами будет?
Бизонтен крепко сжал ее руки:
— Не бойтесь ничего, границу мы перейдем. Еще два-три денька — и перейдем.
Потом нагнулся к Пьеру:
— Бери лопаты. Будем пробиваться.
Он осторожно отодвинул край парусины, а Пьер стряхнул с нее снег. Когда им удалось выглянуть наружу и осмотреться, оба с облегчением вздохнули — оказывается, снежный покров был не везде одинаково высок. Вихрем намело огромные сугробы. Однако в общем-то снег достигал футов трех, не больше.
Небо по-прежнему хмурилось, этот темно-серый свод сулил новый снегопад и новые порывы ветра, хотя он и сейчас дул, но не с такой бешеной силой, как вчера.
Из соседних повозок тоже вылезали люди. Расчищали снег. Дылда Сора, бросив действовать лопатой, злобно взглянул на Бизонтена.
— Пропали мы. Вот-то волкам раздолье будет.
— Ничуть не бывало, — спокойно возразил подмастерье, — волки на зиму никогда в горах не остаются. Только сумасшедшие могут сюда в такое время забраться! А волки-то, они не сумасшедшие!
— Тебе все смешно, — огрызнулся Сора. — Сумасшедший — это как раз ты и есть. Кому в башку пришла мысль полозья приделать? Тебе. Это ты твердил — подальше, мол, нужно держаться от дороги. А сейчас доигрались!
— Почему это ты воображаешь, что на дорогах снега нету?
— Ослиная твоя башка, — завопил Сора, — если бы тебя не слушались, не ждали бы мы, когда зима придет, и раньше снялись бы с места.
— Больно ты умен! Тебя уж давным бы давно солдаты отправили прямо в ад!
Сора не спускал с Бизонтена мрачного взгляда, и это означало, что на него накатывала злость, поэтому подмастерье обрадовался, увидев подходящего к ним кузнеца, вооруженного дубинкой. К этому еще крепкому старику, хотя и коротконогому, зато широкому в плечах, длинноногий и узкоплечий Бизонтен испытывал глубокое доверие. Подошел также и Бертье, а остальные продолжали расчищать снег, но подмастерье почуял, что они колеблются, не зная, чью сторону принять. Быть может, они ждут минуты, чтобы выступить на стороне сильнейшего. Толстяк Мане с лопатой в руке, с трудом выдирая ноги из снега, тоже добрался сюда и еще издали крикнул:
— Сора прав, эти два мерзавца такое нам устроили, что самое время их вздернуть!
— Заткнись, — бросил кузнец, — ты уже с утра набрался.
Мане поравнялся с повозкой эшевена, который с помощью племянницы выбирался наружу. Повисло тягостное молчание, только в верхушках сосен плакался ветер. На узеньком пятачке, который успели расчистить от снега, завязалась битва, безмолвная битва человеческих взглядов. Бизонтен не спускал глаз с Сора, эшевен с Мане. Битва эта, длившаяся всего несколько мгновений, тяжело далась Бизонтену, он почувствовал, как по лбу его стекают крупные капли пота. Первым нарушил молчание эшевен, он спокойно произнес:
— Значит, вы считаете, что у нас еще мало несчастья!
Раздались одобрительные возгласы, и Мане, верно, понял, что союзником ему будет один только Сора, очевидно потому, что ему стыдно уступить этому старику. Он издал хриплый крик. И, вскинув лопату, словно пикой ткнул старика под ложечку. У эшевена подкосились ноги, он согнулся вдвое и повалился в снег, а Бизонтен прыгнул вперед. Другие бросились за ним, схватили толстяка, лицо его побагровело, глаза вылезли из орбит, налились кровью.
Ортанс и другие подоспевшие женщины помогли Бизонтену поднять старика, который широко открывал рот, надеясь вобрать хоть глоток воздуха. Когда его уложили в повозку, Бизонтен выскочил прочь. Кузнец Бертье с трудом сдерживал мужчин, лезших с кулаками на Мане и уже успевших расквасить ему лицо.
— Стойте! — крикнул им Бизонтен. — Вы что, совсем ополоумели!
Больше всех разъярился на Мане его дружок Сора, и уже в который раз Бизонтену подумалось: этот зверюга опасен, да еще как опасен, для их общины.
9
Весь этот день небеса так и не могли решиться, что послать на землю — снег или холод, но к вечеру верх взял ветер. Он разорвал тучи, залегшие на небосводе, и, когда рыже-красный свет прошел как широкое лезвие по снегу, вся природа ответила ему стонами. Это был не вчерашний ураганный вихрь, чуть не сворачивающий горы, а скорее остро отточенный нож, полировавший снег. Мелко разреженную пыль окрашивало в розовые тона угасающим дневным светом, и пыль эта просачивалась на другой берег, влачась по земле, как плотная вуаль.