— Все в порядке.
— Следующий, — скомандовал тот.
Подъехал Пьер, за ним последовали другие, и все шло спокойно, пока в повозке Бертье не был обнаружен несчастный Бобилло. Тут завязался жаркий спор между цирюльником и часовым. Наконец было решено, что все повозки остановятся при въезде в деревню и дождутся лекаря. Ежели он заподозрит, что это чума, повозку сожгут, а весь обоз завернут обратно.
Перед мастерскими в долине Бьены у Мореза виднелись неоконченные укрепления, сложенные наполовину из камня, наполовину из сосновых стволов. Какие-то люди, закутанные в тряпье, несли тут охрану. Часовой, прибывший со сторожевого поста, объяснил, что произошло, и сержант вышел из укрепления. Бизонтен выступил вперед и заговорил с ним, затем вернулся к повозкам.
— Я дал ему денег, чтобы он купил нам горячительного, и попросил также предупредить подмастерье каменотеса, который мне знаком.
Каменотес пришел скорее сержанта. Обменявшись с Бизонтеном ритуальным для подмастерьев рукопожатием, он тут же начал рассказывать приезжим, почему они держат стражу вокруг кузниц и мельниц Лямуйа, построенных в этом ущелье у Мореза.
— Чтобы вы знали, в марте месяце сюда явился Нассау с французскими солдатами. Остановился он в Планш. Мы об этом прознали. Вот и попытались возвести укрепления, да опоздали с этим делом. Он взгрел мушкетеров из Франш-Конте, которые стояли здесь, чтобы нас защищать, и те, как крысы, разбежались при первом же выстреле. Только один небольшой форт упорно защищался, но немцы и шведы проследовали вдоль границы кантона Во и напали на нас с тыла, пройдя по дороге на Русс и той тропе, по которой вы сейчас проехали. В Бельфонтене они все разграбили и сожгли. А здесь они убили человек сто просто так, развлечения ради. И с собой увели сотню пленных, четыреста голов рогатого скота и полста лошадей. Теперь вы понимаете, что, ежели они вернутся, нам придется защищаться. — Он замолчал, огляделся вокруг и добавил: — Если вы хотите здесь поселиться, чего-чего, а свободных домов у нас хватает. И работа всем найдется в кузницах и у Мартине.
Все беженцы уже испытали на себе подобные ужасы, но они жадно слушали каменотеса, не пропустив ни слова из его рассказа. Был он примерно одних лет с Бизонтеном, только пониже ростом и пошире в плечах, и лапищи у него были огромные. Бизонтен ответил за всех:
— Мы уехали, чтобы добраться до кантона Во, потому что нашему Франш-Конте конец пришел. Да и война еще не кончилась. Но если кто захочет здесь остаться, что ж, он свободен.
Он обвел глазами своих людей, подождал, давая каждому время принять решение, потом спросил:
— Кто хочет остаться здесь?
Не поднялась ни одна рука. Повернувшись к своему дружку каменотесу, Бизонтен заключил:
— Вот видишь, старина, если ты вообразил, что уже нашел парней бить твой булыжник, тут дело пропащее, придется тебе самому кувалдой действовать.
Он захохотал. И все остальные тоже. А потом их развеселил каменотес, заявивший:
— Проклятущий Бизонтен, ни чума, ни французы не сумели вытряхнуть из твоей глотки зеленого дятла, все долбит свое, народ развлекает.
Опять раздался хохот, славный добрый хохот, после этого страшного дня было так приятно видеть веселые лица, слышать дружеский голос, предлагавший им кров. Но нужно было еще решить, как поступить с Бобилло. Каменотес уверял, что здесь живет лекарь мушкетеров, он и будет лечить Бобилло, и Бизонтен поблагодарил своего друга, ибо калека, как он понимал, уже никогда не подымется и станет только обузой, тяжесть которой будет все увеличиваться.
13
После осмотра лекарь не обнаружил у приезжих никаких признаков заразы. Он, этот лекарь, перенесший осаду Доля и эпидемию чумы, не утратил еще способности сочувствовать чужой беде. Он предложил оставить здесь раненого и пообещал выхаживать его.
Бизонтен пошел в последний раз взглянуть на Бобилло, и сердце у него упало, когда на глаза ему попался сапожный инструмент, который никогда уже не возьмет в руки этот бедняга. Он обратился к своему другу каменотесу:
— Сам-то Бобилло не был подмастерьем, но дерево он чувствовал и к тому же был славный малый. Рассчитываю на тебя — пусть за ним хорошо ухаживают, хотя нет у меня надежды, что ему когда-нибудь сгодится шило.
Он обнял жену сапожника, расцеловал обоих его ребятишек. Жена Бобилло, никогда прежде не покидавшая родной деревни, смотрела на все окружавшее ее здесь растерянными глазами, где затаился звериный страх. А тут еще как нарочно в этот закатный час снова налетел ветер, согнал в долину туман, и несчастной женщине мерещилось, будто ее поселили в какой-то глубокой расщелине и земля в любую минуту может сомкнуться у нее над головой. Семейство Бертье потолковало промеж себя, не стоит ли им тоже остаться здесь, но их по-прежнему терзал страх перед солдатами Ришелье. Да к тому же Бертье всю свою жизнь трудился на земле, а здесь пахотной земли было мало, так что трудно было надеяться, что он сумеет прокормить семью. Они проводили семью Бобилло к лекарю, и на обратном пути Бизонтен заметил во взгляде Бертье нескрываемое облегчение.