Беглецам отвели огромное помещение, каменное, красивое. Поместили их в просторной комнате, где можно было растопить камин с лепниной, и колпак над ним был приделан так высоко, что Бизонтен с трудом доставал до его края кончиками пальцев.
— Да, черт побери, — проговорил он, — вот уж никогда в жизни не спали мы под такой прочной и высокой крышей и совсем еще новенькой к тому же!
И тут, оглядев своих спутников, он заметил, что те, широко открыв глаза, любуются окружающей их роскошью, и подумал, что, кроме Ортанс и Бенуат, никто ни разу даже не перешагнул порога такого прекрасного жилища. И они с восхищением, но не без страха любовались потолком, где изображена была целая толпа пляшущих фигур, окрашенных в солнечные тона.
«Н-да, выходит, что владельцы кузниц побогаче плотников», — подумал Бизонтен.
Разожгли огонь, пересушили всю одежду, сварили в котле ржаную похлебку и зажарили большой кусок конины.
К ним заглянул каменотес и привел с собой людей из Ламуйа и одного из Понтисальена, этот уже несколько раз переходил границу. Для начала он предложил свои услуги — самому перевести беженцев через границу, потребовав за это непомерно большую сумму, но к концу сделки согласился дать им нужный совет за четыре ломтя конины и полбутылки водки. Каменотес обозвал его ворюгой, но проводник, видно, так изголодался, что с улыбкой выслушал все эти попреки. Вокруг него образовался кружок, каждому хотелось послушать его объяснения: по теперешней погоде, заявил он, есть только один подходящий путь — через перевал Живрин.
— И еще скажу, — продолжал он, — ваше счастье, что вы полозья нацепили, без них вам бы в жизни там не пройти.
— Через границу? — спросил Бизонтен.
— Если оружия у вас нет и больных вы не везете — пропустят. Но слушайте меня внимательно, если вас кто спросит о Буа-д’Амон и Нуарлеоне, отвечайте, что вы оттуда ни одного человека не знаете. Так-то оно будет надежнее.
Бизонтен спросил, по каким таким причинам им нужно молчать, а все прочие рассмеялись. Каменотес разрешил их недоумение:
— Вот уж восемьдесят лет, как эта заварушка тянется. Настоящая война идет между жителями кантона Во и Буа-д’Амон. Они угоняют друг у друга скотину, пастухов убивают. В тысяча шестьсот тридцать девятом году люди из округа Нион, человек с полсотни, а то и побольше, явились в самый разгар июня в долину Ланд, где шел сенокос. Даже флейтистов и барабанщиков с собой прихватили. Сожгли к чертовой матери семнадцать домов да еще человек двадцать в плен забрали.
— Ну и чертовщина! — возмутился Бизонтен. — От одной войны убежали, чтобы в другую сунуться! Я-то отлично знаю, что давно идет распря за размежевание границы у Сен-Серга, но я не слыхивал, чтобы там били кому морду. А ведь я прожил в Морже довольно долго.
— Мы тебе рассказываем то, про что знаем, — заметил каменотес. — Но ежели ты к их распрям не причастен, тебе бояться нечего.
— Так или иначе, — вставил проводник, — если ты хочешь повернуть на Морж, советую тебе сделать крюк.
— Как так?
— Дело в том, что в округе Нион на бургундцев стали в последнее время что-то коситься. Столько через этот край проходило беженцев, что теперь они встречают пришельцев уж не так охотно, как вначале. Так что поверь мне, я-то этот край хорошо знаю. Минуешь Сен-Серг и возьми сразу влево, а там держи на Арзье.
— А что до войны, — добавил каменотес, — можете быть спокойны. Вот уже много лет тамошние крестьяне только между собой бьются. Но особые комиссии, которым поручено установить новую границу, до сих пор чего-то волынят… Вам-то это на руку, потому что страже на все наплевать… Сами подумайте — надо охранять границу, а поди знай, где она проходит, эта граница!
Бизонтен испытывал смутное чувство, что его спутники не слишком хорошо поняли, о чем идет речь. Единственное, что казалось им важным, что и там тоже люди дерутся. Значит, нужно по-прежнему избегать дорог и идти обходным путем, скрываясь в лесах, пока не попадешь в кантон Во, о котором все в один голос твердили, что это, мол, край обетованный, мирный край.