– Гуляю одна, потому что мне так правится, – ответила Майра. – А почему вы, милорд, гуляете здесь в одиночестве?
– Потому что у меня полон дом гостей, которых нужно развлекать, – ответил граф. – И потому что сегодня рождественские празднества начались всерьез, а я, наученный опытом, уже знаю: в течение ближайшей недели или около того мне не удастся улучить и минуты, чтобы побыть наедине с самим собой. И еще я вспомнил, что Нельсону нужно порезвиться, а ведь никто из гостей, в особенности леди, не пожелали бы сопровождать нас. Все они боятся его. Глупо, не правда ли?
Возможно, промелькнуло в голове у Майры, этим дамам следовало бы бояться не столько пса, сколько самого графа? Хотя он и говорил с легкой улыбкой па устах, словно подшучивая, в нем было что-то опасное, а в глазах – холод. Он изменился, подумала она. Это был уже не тот Кеннет, которого она знала когда-то. Это был человек, смотревший в глаза смерти, видевший смерть, сеявший смерть, человек, наверное, ставший равнодушным к смерти. Это был человек, командовавший другими людьми, человек, который – в этом она не сомневалась – умел заставить бояться себя. Но, даже будучи мальчишкой, он любил иногда побыть один. Иначе они с Шоном не встретились бы. И она не встретилась бы с ним. Только вот в те времена глаза у него были совсем другие – мечтательные.
Майра оглянулась на Нельсона и опять потрепала его по голове.
– Я занималась приготовлениями к празднику, – сказала она. – Принимала визиты в связи со своей помолвкой. Я приучала себя к тому, что в Пенвите живет посторонний человек-посторонний, который, однако, является там хозяином, а также моим нареченным. Я ездила сегодня утром в Тамаут, чтобы отвезти корзины с праздничными гостинцами. Мне нужно было немного побыть одной. Знаете ли вы, как это утомительно, когда за тобой постоянно ходит горничная?
– Полагаю, – сказал граф, – это для вашей безопасности.
Ее охватила тревога. Она уже слышала это когда-то. И уже задавала ему такой вопрос. Он тогда ответил точно так же – прежде чем поцеловать ее. Глаза ее расширились.
– Значит, с вами я не в безопасности? – спросила она.
Граф следил за выражением своего лица, глаза его по-прежнему были холодны. Но все же он взглянул на ее губы – в этом она не сомневалась.
– Вы в полной безопасности, – ответил он.
«В безопасности?.. Едва ли!» – подумала Майра.
– Мне нужно вернуться в Тамаут, – сказала она. – Там у меня карета и горничная.
Граф поднял брови.
– Я не предлагаю проводить вас, мисс Хейз, – проговорил он, – но клянусь, что не доложу сэру Эдвину о том, что вы слегка манкировали своими обязанностями. Полагаю, ему это не очень-то поправилось бы.
Майра раскрыла рот, собираясь возразить, заявить, что ее ничуть не волнует мнение сэра Эдвина, однако промолчала. Ведь она обручена с ним и, стало быть, не должна говорить о нем дурно…
– Всего доброго, милорд, – сказала она и повернулась, чтобы направиться вдоль берега к каменной стене. Граф Хэверфорд и Нельсон остались стоять на месте. А может, пошли обратно? Майра не обернулась и не видела этого.
Ее охватило странное, по совершенно определенное чувство: между ними что-то произошло, эта их встреча была преступным и тайным свиданием, которое необходимо скрыть от сэра Эдвина… и даже от матери. Во что бы то ни стало. Он смотрел на се губы, а она смотрела на его…
В Данбертоне было слишком много веток омелы, под которыми полагалось целоваться. Или, если точнее, там оказалось много веточек – причем в самых неожиданных местах – и слишком много особ женского пола, подстерегающих ничего не подозревающих джентльменов, чтобы пройти с ними под этими веточками. Впрочем, некоторые леди – те, что были помоложе, – многословно и неискренне жаловались именно на то, что их подстерегают джентльмены.
Еще до окончания первого дня Рождества Кеннет перецеловал – по крайней мере по одному разу – всех особ женского пола, находящихся в доме, за исключением служанок. Он целовал хихикающих кузин, жеманных тетушек и застенчивых двоюродных бабушек. Поцеловал свою хмурую племянницу. Поцеловал и покрасневшую мисс Джулиану Уишсрт. Вернее, он целовал ее трижды, хотя ни разу это не произошло по его инициативе.
Джулиана была на редкость хорошенькая, с такими же, как у Кеннета, белокурыми волосами, с широко раскрытыми синими глазами и трепещущими губками, похожими на бутон розы. Фигурка у нее была соблазнительно округлая, туалеты – модные и дорогие, характер же добродушный. Джулиана часто улыбалась. Она вполне подходила Кеннету в жены, а ее родители, барон и леди Хокингсфорд, только об этом и мечтали. Погоня началась, и все в Данбертоне – от матери графа до прислуги, – казалось, поощряли его к ухаживанию.
Ей было семнадцать лет, и она была совершенным ребенком. Во всяком случае, так представлялось Кеннету. Ему казалось, что поцеловать ее – почти то же самое, что поцеловать племянницу, только поцелуй этот мог иметь далеко идущие последствия. Нельзя трижды поцеловать семнадцатилетнюю мисс, хотя бы и под омелой, не пробудив в ней определенных надежд и не вызвав разговоров окружающих.
Поцеловав мисс Уишерт трижды, Кеннет почувствовал себя неловко, как если бы сделал весьма ответственное заявление – или вознамерился сделать. В церкви девушка сидела рядом с Кеннетом, на графской скамье, а из церкви поехала в графской же карсте, то есть вместе с ним и с его матерью. Во время рождественского обеда се посадили подле него. После обеда она была его партнершей за карточным столом, а потом вошла в его команду, когда играли в шарады. Одна из теток даже так и назвала ее: «Твоя мисс Уишерт, милый Кеннет».
Его мисс Уишерт?
Он был готов к тому, чтобы увидеть эту девушку, подумать о ней как о возможной жене. Но, увидев Джулиану, Кеннет ее отверг. Он даже представить себе не мог, как будет всю жизнь жить с этой девушкой, как станет ее спутником жизни. Ему казалось, что вступить с ней в брачные отношения – все равно что жениться на маленькой девочке. Графиня, однако, высказала предположение, что рождественский бал – очень удобный случай для объявления о помолвке. Ведь на балу будут присутствовать многие родственники и соседи. Весна же – чудесное время для свадьбы. Кроме того, графиня заметила, что неплохо бы ему провести часок перед балом с лордом Хокингсфордом.
– Леди Хокингсфорд была моей близкой подругой, когда мы вместе начали выезжать, – сказала она. – А когда родилась Джулиана, мы стали надеяться… и даже осмеливались строить планы. Вы можете сделать нас обеих счастливыми.
Кеннет подумал о том, что ему было тринадцать лет, когда родилась Джулиана, – всего на четыре года меньше, чем сейчас ей. Граф понимал, что его завлекают в ловушку, что на него давят, но он не собирался жениться только для того, чтобы доставить удовольствие своей матери и ее близкой подруге. Он вообще не собирался жениться – пока. Не собирался, потому что не был готов к такому шагу. Кеннет решил, что будет избегать мисс Уишерт после того, как откроет бал, – почему-то оказалось, что он должен сделать это в паре с ней. И тут он вспомнил, что уже ангажировал на вальс мисс Хейз. И еще вспомнил о том, что пожалел об этом – ему не хотелось прикасаться к ней.
А потом Кеннет вспомнил о неожиданной встрече с Майрой на морском берегу, и на него тотчас же нахлынуло множество воспоминаний о встречах с ней именно на этом месте. Разумеется, они встретились случайно. Он подошел к их укромному местечку задолго до того, как появилась Майра, даже постоял там, вспоминая… Вспоминая о том, как впервые встретил ее здесь одну, как понял, что она, которую он помнил ребенком, превратилась в высокую, стройную, загадочно привлекательную молодую женщину. Он тогда только начал обращать внимание на молодых женщин, Вспомнились и другие встречи с ней после этой, первой: нечастые встречи, требовавшие множества ухищрений, – и происходили эти встречи в разных местах. Но именно там он поцеловал ее впервые. Тогда он уже учился в университете и знал вполне достаточно о поцелуях – и не только о них, – чтобы пресытиться всем этим. Но от одного прикосновения губ Майры его бросало в жар.