– Кеннет… – Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза:
– Какие негодяи? Какие побои? О чем вы говорите?
Вдруг его охватили сомнения – до этого момента он их не испытывал, может быть, потому, что ему никогда не хотелось сомневаться.
– Мне удалось уложить одного из них, и когда мы привели его в чувство, вылив на голову ведро воды, он во всем признался. Он сказал, что ты подослала их, чтобы отомстить за то, что я сделал с Шоном.
– Но почему ты решил, что у меня есть над ними власть? – спросила она, не скрывая изумления.
– Это были люди твоего брата. Ваши люди.
– Люди Шона? Мои люди? – Она сдвинула брови. – Я не знала… я даже не знаю, кто они. Вряд ли об этом знал и Шон. Они все были переодеты, с зачерненными лицами. Шон пошел тогда с ними шутки ради: он жаждал приключений. А я узнала об этом от кого-то из прислуги и побежала за братом, чтобы остановить его прежде, чем его поймают. И взяла с собой этот пистолет. Кеннет, у меня не было с этими людьми ничего общего! И у Шона с ними не было почти ничего общего. Он впервые оказался с ними, и это обернулось для него полным крахом. Потому что вы не медлили – не поговорили с нами на следующий же день, когда мы успокоились и смогли говорить разумно.
– Мне они сказали, что ты была членом их шайки. И Шон подтвердил мне это.
– Я тебе не верю! – Но она тут же подняла руку, чтобы остановить его:
– Нет, верю, верю! Но ты, должно быть, не правильно его понял? Он не мог сказать так. Это ведь не правда!
И вдруг он все понял – мгновенно, с поразительной ясностью. И стал к ней спиной, устремив взгляд на водопад.
– То была месть, – спокойно сказал он. – Ей-богу, то была месть. Я выдал его своему отцу и разрушил все его планы убежать с Хелен и заполучить ее состояние. Поэтому он разрушил все, что было самого дорогого у меня. Он разрушил мою любовь к тебе. – Он глубоко вздохнул:
– Наверное, это Шон убедил этих бандитов сказать, что их подослала ты.
– Нет, Кеннет, – возразила Майра. – Это сделал кто-то другой – кто-то, ненавидящий всех нас. Это не Шон. Он, конечно, был необуздан и безрассуден, но зла в нем не было. Он любил меня, он был твоим другом, он был влюблен в Хелен!..
Он обернулся и посмотрел на нее. Ей-богу, она верит в то, что говорит. Хорошо бы оставить прошлое в покое. Они ведь уже как-то преодолели его и научились снова любить друг друга. И пусть бы она сохранила память о брате незапятнанной. Но уже поздно. Если он сейчас промолчит, их возрожденная любовь будет отравлена.
– Майра, – сказал он, – Шон действительно был главарем этой шайки контрабандистов. Он собрал самых отчаянных головорезов со всей округи и создал опасную и жестокую банду. Я должен был все открыть раньше, чем это сделал. Память о дружбе удерживала меня – и страх потерять тебя. – Он невесело рассмеялся. – Шон не любил Хелен. Ему нужны были ее деньги. В этих краях полно детей Шона. И не все их матери пришли к нему по своей воле. Я знаю, что твой отец выделил вам с матерью приличный капитал. Я также знаю, что потрачен он был на уплату долгов вашего брата. Это я узнал от самого Шона, когда между нами еще сохранялось нечто похожее на дружбу. Да, я предал его, Майра. Я этого никогда не отрицал. Но он предал всех нас. И отомстил мне, сделав тебя навсегда несчастной.
Она опять опустила голову на колени. Поверила ли она ему? Или все опять рухнуло? Будь его воля, он никогда бы не коснулся этой темы. Но это было неизбежно.
– Шон был храбрым офицером, – сказал он, – одним из тех воинов, чья слава распространялась за пределы его полка. Он не требовал от своих подчиненных храбрых поступков или готовности пойти на опасное дело, если сам не мог сделать того же. Странно, что я не знал о его смерти, пока ты мне не сказала. Я не сомневаюсь, что когда это произошло, он был в гуще битвы, исполняя свой долг.
Майра все еще не поднимала головы.
– Прости меня, – сказал он. – Мне следовало бы сохранить твою добрую память о брате.
Она покачала головой. Подняла голову. Вид у нее был угнетенный, усталый.
– Нет, – сказала она. – Я не перестану его любить. Это невозможно. Он мой брат. И он действительно погиб смертью храбрых. Он бросился под выстрелы, чтобы вынести с поля боя раненого воина. Ему удалось это сделать ценой собственной жизни. Молодой солдат уцелел. Бывает, что люди и вправду искупают свои грехи.
– А мы? – осторожно спросил он после паузы. – Этот разговор все испортил?
– Нет. – Она покачала головой. – Теперь тебе известно, что я не принадлежала к этой шайке. Неужели все эти годы ты действительно так считал? И ты знаешь, что я никогда не делала ничего такого, что могло бы повредить тебе, разве что угрожала незаряженным пистолетом, что, конечно, не очень-то красиво. Все, что я хотела сказать, я сказала в той короткой громкой ссоре, которая произошла у нас на другой день после ареста Шона.
– А ты, вероятно, понимаешь, что я сделал все, что должно, для множества безвестных людей, для своей сестры и даже для тебя. Я хотел вызволить тебя из этой шайки контрабандистов, прежде чем вас схватят и отправят в ссылку. Я действительно обманул твое доверие, Майра, потому что, не сообщи ты мне о Шопе и Хелен, я не узнал бы, что их планы простираются вплоть до побега. Я так никогда и не смог простить себе то, что предал вас, но я поступил так, как считал должным, хотя и знал, что потеряю вас. Я сделал выбор – и, думаю, доведись мне опять стать перед подобным выбором, я выбрал бы то же самое и так же чувствовал себя потом виноватым.
– Если бы ты раньше рассказал мне… – сказала она.
– Я не испытывал к тебе доверия, Майра. Кроме того, мы не разговаривали во время той единственной встречи, которая у нас была. Мы кричали. Мы оба кричали, не слушая друг друга.
Она встала и подошла к нему. Взяла его за руку, переплела свои пальцы с его, положила голову ему на плечо.
– Какое чудесное чувство – освобождение! – сказала она. – С тех пор как я приехала в Лондон, с тех пор как снова полюбила тебя, я позволила себе мысленно просмотреть все наши встречи, даже те, что были в детстве, когда я преклонялась перед тобой, а ты не замечал моего существования. И мне всегда приходилось заглушать мысль о том, что ты как-то виноват в смерти Шона.
Он потерся подбородком о ее макушку.
– Теперь я могу легче принять эту смерть, – продолжала она. – Он мог бы искупить свои грехи, если бы его отправили в ссылку, – и вполне по заслугам. Ему предоставили такую возможность, и он воспользовался ею. И воспользовался с честью. Это ты предложил своему отцу вместо ссылки зачислить его в армию?
– Да.
Она подняла голову и улыбнулась.
– Спасибо, – сказала она. – Я люблю тебя…
– Как жаждал я услышать эти слова, когда мы были юными! – сказал он, гладя ее по руке. – Лучше этих слов нет ничего на свете.
– И нет ничего страшнее этих слов, – подхватила она. – Когда их произносишь, кажется, будто отдаешь часть себя и раскрываешься навстречу боли и возможности быть отвергнутой.
– И радости, – улыбнулся он. – Я больше никогда не причиню тебе боли сознательно, любовь моя, и я никогда не отвергну тебя. Я буду и спорить с тобой, и бранить тебя, и ссориться – и всю жизнь буду любить тебя!
– Будешь? Обещаешь?
– По всем пунктам? – Он усмехнулся. – Обещаю. Навсегда.
– И я, – сказала она. – Обещаю любить тебя всегда!
– И ссориться со мной?
– И это тоже! – Она засмеялась.
– Ладно. Значит, жизнь обещает быть очень интересной.
Он обнял ее за талию и привлек к себе. Они смотрели вниз, устремив взгляд поверх верхушек деревьев на мост, на реку, на водопад – синий, сверкающий под солнцем. Он и представить себе не мог, что на земле может быть место более красивое, чем то, где ему предстоит долго жить со своей первой и единственной любовью.
Они одновременно повернули друг к другу головы, улыбнулись, и губы их слились. Нельсон, продолжая дремать, умиротворенно вздохнул в знак полного согласия с такой жизнью.