Потому что за законами войны стоит отнюдь не гуманизм. Те, кто предостерегали от ненужной жестокости, не были наивными дурачками.
Они просто умели видеть дальше, чем на шаг вперед.
Пали дворцовые врата, и войска повстанцев хлынули внутрь. Часть дворцовой стражи и придворных еще пытались организовать какое-то сопротивление, но их усилия были едва заметны. Хади, рвавшийся в бой впереди всех, мог бы раскидать их в одиночку. Против ярости последнего из Железного Легиона, против шквального огня автоматических винтовок они были бессильны.
Постепенно сопротивление сходило на него. Все чаще обитатели дворца сдавались без боя. Как ни смешно, это замедляло продвижение гораздо сильнее, чем бои: приходилось следить, чтобы оставленные в живых люди не ударили в спину. И все-таки идея просто добивать их, и дело с концом, не звучала ни разу.
Медленно, но верно отряд продвигался по коридорам дворца. И хоть препятствий становилось все меньше, нервничали бойцы все больше. Потому что очень скоро предстоял самый тяжелый бой.
Последний и решающий бой с Первым Адептом Ильмадики, королем Идаволла Амброусом Первым.
Молчание Ильмадики убивало, раздирало в клочья последние остатки рассудка. Почему-то Амброусу казалось, что стоит ему уничтожить предателя, и Владычица немедленно свяжется с ним. Скажет, что верила в него и что видела его победу. Но этого не происходило.
Этого не происходило!
Король стоял на краю крыши и смотрел на расстилавшийся у его ног пылающий город. Город, созданный его отцом. Город лжи и обмана, лицемерных ценностей Послезакатной цивилизации, город, который должен сгореть, чтобы на его пепле возродился мир Владык!
Вот небесная повозка, построенная Килианом по краденным технологиям, пытается остановить пожар. Амброус чуть улыбнулся. Его чутье обострилось до предела из-за переполнявшей его силы, и он отсюда чувствовал исходившую от дирижабля знакомую энергию. Иоланта. Женщина, сорвавшая ему столько планов. Та, кто забрала его жену. Та, кто убила его отца.
Она заплатит за все!
Крошился и ломался камень, когда повинуясь древнему волшебству, на свет Божий вырывались металлические стержни, использовавшиеся для скрепления стен дворца в те давние времена, когда первые идаволльцы еще не забыли Дозакатные знания архитектуры. Мельком Амброус почувствовал сожаление. И от разрушения дворца своих предков, который уже не выйдет восстановить в прежнем виде. И от того, что Ильмадика в таких случаях использовала мечи. Несмотря ни на что, собственная магия казалась Первому Адепту неуклюжей, грубой и неотесанной.
Не поэтому ли Владычица до сих пор видела его недостойным себя?
И все-таки могущества ему было не занимать, — сейчас, когда перед вступлением в бой он совершил гекатомбу из предателей и заговорщиков, сила его била через край. Этой силы было достаточно, чтобы в одиночку разгромить всех жалких червяков, осмелившихся бросить вызов могуществу Ильмадики.
И тогда она вновь оделит его своей милостию.
Почти три десятка металлических балок, вырванных с мясом из развороченных стен, выстроились вокруг короля, как незримый почетный караул, взявший копья наизготовку. Готовый по его слову броситься в бой, уничтожить, разорвать любого врага, на какого только укажет их повелитель, наместник Владычицы на Земле.
Например, предательницу-ведьму. Которая не понимала, просто не понимала, что за дважды сохраненную ей жизнь должна кланяться Владычице в ноги, всячески благодаря. Что ж.
Глупость наказуема, и наказание — смерть!
Первые три импровизированных «копья» сорвались с места, устремившись к баллону летающей машины. Достаточно, чтобы цели достиг хоть один. И тогда машина рухнет с многометровой высоты, погребая под обломками весь экипаж.
В том числе ненавистную ведьму.
Амброус широко улыбнулся, предвкушая долгожданную месть за отца. Силы, которые он вложил в один этот удар, еще недавно были для него непредставимы! Мощь, с которой он совершал свое возмездие, была достойна карающего божество. Хлопнул воздух, прорезаемый «копьем»: как помнил Первый Адепт из объяснений Владычицы, это значило, что оно стало двигаться быстрее звука.
Даже если ведьма почувствует опасность, она не успеет выставить защиту!
А полумгновением позже мощная ударная волна сбила короля с ног. Со всей набранной невероятной скоростью его «копья» ударили в преграду, успешно выдержавшую удар. Сопровождавшая столкновение вспышка света осветила прозрачный купол магического щита.
Такого же щита, как тот, что уже демонстрировала ведьма Иоланта во время войны. Только накрывал он не дирижабль, а крышу дворца.
— Эй, братец, — услышал Амброус сбивающийся, но решительный мужской голос, — Мы еще не закончили.
Этот голос он узнал бы из тысячи. Этот голос он ненавидел больше всего на свете.
Сколько секунд в Вечности?..
Почему-то, когда все тело конвульсивно дернулось от пронзившего его острия меча, какая-то не особенно рациональная часть сознания Килиана начала отстраненно вспоминать монолог из великой Дозакатной классики.
И пастушок ответил…
Триггер вероятности не смог отвести от него сокрушительный удар короля. Все, что он сделал — не позволил клинку вонзиться в сердце, отведя его по ребру в живот. Что ж, пожалуй, этого хватило, чтобы если не спасти ему жизнь, то по крайней мере продлить агонию.
Гора чистого камня… Нет, в оригинале было «алмаза». Почему вообще алмаза? Алмаз хоть и твердый, но вообще-то довольно хрупкий. Под ударами клюва он быстро раскололся бы по плоскостям спайности. В посыл монолога мрамор или гранит вписался бы гораздо лучше.
Триггер вероятности продлил его агонию, — и это было правильно. Агонию всегда лучше продлить. Люди так боятся долгой смерти, так молятся о том, чтобы умереть быстро. Они не понимают простой и очевидной вещи.
Пока ты еще жив, каким бы хреновым ни было твое положение, всегда можно найти выход. А из Последних Чертогов выхода нет.
Чтобы взобраться на гору, понадобится час, и обойти — тоже час… То есть, при средней скорости пешего человека в четыре-шесть километров в час радиус окружности горы получается в районе восьми десятых километра, то есть восьмисот метров. Вот зачем ему понадобилось сейчас это подсчитывать? Ведь ему не требуется взбираться на гору. По крайней мере, не буквально.
Килиан вернулся в человеческий облик: сил поддерживать боевую трансформацию не хватало. Но крайне ошибается тот, кто считает человеческое тело слабым. Да, оно не обладало демонической силой, скоростью и живучестью, не могло выдерживать ударные дозы Порчи и проводить через себя колоссальные объемы энергии. Но в конечном счете все это было неважно. Важно лишь то, хватит ли тебе сил сделать то, что ты задумал.
Ведь ученый всегда имел козырь в рукаве на случай, если что-то пойдет не так.
Каждые сто лет прилетает маленькая птичка и точит клюв об алмазную гору… Интересно, а ведь судя по дальнейшему контексту, это каждый раз одна и та же птичка. Что ж это за птичка, живущая многие сотни лет? И где она точит клюв в промежутке между прилетами? Может, помимо загадочной Померании, у нее множество таких алмазных гор по всему миру? А раз в секунду Вечности она создает алмазную россыпь, где позже будут трудиться рабочие?
Так ведь и рождаются легенды.
Кровь хлестала из развороченного живота. Двигать рукой было очень тяжело. Но Килиан упрямо, миллиметр за миллиметром, тянулся к скрытому кармашку на поясе.
Зная, что если на мгновение остановится, то сил на второй рывок может не хватить. И тогда он умрет.
И вот когда птичка сточит так всю гору, наступает первая секунда Вечности. Релятивистская какая-то птичка.
Пальцы ухватили крошечный хрустальный флакончик со свинцовой крышкой. И в тот же миг перед внутренним взором Килиана встал образ, на мгновение придавший ему сил. Лана… Он вспомнил, как, впервые за долгое время общаясь как прежде, когда между ними не стояли рабство и предательство, они делились друг с другом своими наработками. Их подходы к магии различались, но все больше и больше находили они общего. Каждый из них расширял свой кругозор, свое понимание Мира и Магии, благодаря другому. Слегка. По капле. По крошке алмаза, откалываемой клювом релятивистской птички.