– Да я никогда не найду их дом, – запротестовал тот. – Как я буду спрашивать дорогу, по-французски?
– Выкручивайся как знаешь, – сказал барин, подталкивая его к двери. – А там подожди сразу уходить. Может, будет ответ!
Оставшись один, он вышел в сад и снова взобрался на скамейку. Окно библиотеки было приоткрыто. Близился вечер, зажгли свечи. Госпожа де Шамплит все еще была там вместе с родителями, но теперь стояла спиной к окну. За порывами ветерка и шелестом листвы постоялец разобрал, что присутствующие спорят о чем-то. Ему показалось, он расслышал слово «русский», и он навострил уши.
– Уверена, вы могли отказаться разместить у себя русского, – говорила госпожа де Шамплит.
– Но я получил ордер на расквартирование, – отвечал отец.
– Хорошенькая отговорка! Разве у вас мало связей? Я могу назвать вам человек сто, которые сумели избежать этой обязанности! Признайтесь, вам не было неприятно приютить у себя представителя оккупационной армии!
Николай вздрогнул, кровь закипела от ярости. Сколько презрения в ее словах! Как смеет она говорить так о человеке, которого не знает, о самой прославленной стране в мире! Хорошо было бы ей ответить! Но раздался примирительный голос графа:
– Хотите вы того или нет, Софи, но мальчик прекрасно воспитан, приятен в обхождении. Ваша мать видела его и не станет отрицать этого.
– Правда, – сказала госпожа де Ламбрефу. – Он производит впечатление порядочного человека.
– Но он иностранец! – воскликнула дочь. – Иностранец, сражавшийся против нас!
– Вы придерживаетесь бонапартистских воззрений? – спросил граф. – Во времена Наполеона, помнится, вы не одобряли его политику!
– Я не одобряю ее и сегодня. Но радость ваших друзей, отец, больно ранит меня. Они прежде всего роялисты и только потом – французы. Как можно принимать с распростертыми объятьями тех, кто убивал наших соотечественников?
Не в силах сделать ни шага, Озарёв сжал кулаки так, что хрустнули пальцы. Никогда в России дочь не посмеет говорить подобным образом с отцом! Что знает она о политике в свои двадцать три года! Конечно, патриотизм французов подвергся серьезному испытанию, когда на их землю ступили войска союзников. Но исключительное благородство царя не могло не вызывать у побежденных благодарности, которая сильнее злобы. Вот что хотелось бы ему прокричать со своей скамейки.
– Вы вправе принимать у себя кого вам угодно, – продолжала госпожа де Шамплит. – Я же больше не чувствую себя здесь дома. Пока этот офицер останется здесь, избавьте меня от необходимости встречаться с ним…
«Вот чума! – подумал Николай. – Надеюсь, они не уступят ей!» В библиотеке перешли на шепот, несколько мгновений ничего не было слышно. Затем господин де Ламбрефу сказал:
– Поступайте как знаете, Софи. Я никогда ни в чем не мешал вам. Но не рассчитывайте, что я попрошу этого мальчика съехать от нас.
– Что ж, очень жаль, – откликнулась госпожа де Шамплит.
С этими словами она отошла от окна. Самолюбие Озарёва было больно задето, мелькнула мысль немедленно покинуть дом, где его присутствие кому-то кажется столь неуместным. Но рассудок подсказывал, что это было бы уступкой желаниям дочери графа. А стоит ли капитулировать перед этим заносчивым, властным созданием? Он обосновался здесь не по собственной воле, но как офицер русской армии. Его мундир не может не внушать уважения. Она еще увидит! И мысленно бросил ей вызов: «Остаюсь!»
Голоса смолкли, вокруг лампы скользили тени. Хлопнула дверь. Родители были одни. Наверное, обсуждали нелегкий характер Софи, как попытаться не раздражать ее. «Бедные!» – вздохнул Николай. Теперь, после разговора с дочерью, они казались ему еще милее.
Он медленно вернулся в комнату и закрыл выходящую в сад дверь. Над ним все было тихо. Но тишина эта была живой и враждебной. «Она думает обо мне и ненавидит, вовсе не зная меня!» Он попытался вспомнить, вызвал ли хоть раз в своей жизни чью-то ненависть. Нет, до сих пор все относились к нему только с симпатией. Его открытость, простота обезоруживали даже самых ярых недоброжелателей. Он снял сапоги, бросился на кровать. На потолке мерцало желтое пятно от свечи. Быстрые шаги вывели его из дремоты – Антип бегом ворвался в комнату. Он задыхался, но потное лицо сияло от радости:
– Получилось, барин! Я дошел туда, отдал письмо и принес ответ! Держите!
Дрожащими пальцами молодой человек разорвал конверт и почти в забытьи прочитал:
«Дорогой господин Озарёв,
Вы наверняка знаете, что наш обожаемый король приезжает в Париж 3 мая. Все истинные французы собираются приветствовать его. Мне повезло – моя портниха Адриенна Пуле живет на углу улицы Сен-Дени и бульвара, как раз по ходу кортежа. Она предлагает мне одно окно, чтобы насладиться этим зрелищем. Не хотите ли вы воспользоваться этим скромным предложением? В таком случае, перепишите внимательно адрес и отправляйтесь по нему 3 мая к одиннадцати часам утра. Не забудьте уничтожить записку сразу по прочтении.