– Мне будет очень хорошо здесь! – воскликнула Софи и улыбнулась хозяевам.
Но вдруг насторожилась – за стеной кто-то перешептывался, двигался… Софи подумала было, что за ней следят, и спросила довольно резко:
– А что это еще там такое?
Захарыч согнулся вдвое и приложил руку к сердцу:
– Вас ждут, барыня, там, рядом…
– Кто ждет?
– Другие барыни.
В ту же минуту раздался осторожный стук в дверь, и мелодичный голос произнес по-французски: «Можно нам войти?». Открыв, Софи увидела перед собой трех молодых женщин, которые с доброжелательным любопытством смотрели на нее.
– Вот и вы наконец-то! – воскликнула одна из них. – Мы со вчерашнего дня ждем вас. Я – Екатерина Трубецкая, а это – Мария Волконская и Александрина Муравьева. Вы не слишком устали в дороге? Как принял вас Лепарский? Вы в чем-нибудь нуждаетесь?
Немножко растерянная оттого, что эти незнакомки держались с ней совсем как подруги, Софи отвечала на вопросы, втихомолку рассматривая гостий. Вот они какие… Княгиня Екатерина Трубецкая оказалась небольшого роста, кругленькая, с большими темно-голубыми глазами и бледным лицом. Трудно себе представить, как эта маленькая, с виду совсем не сильная женщина смогла упорством и настойчивостью сломить волю царя и проложить путь другим женам политических преступников… Стоящая рядом с ней княгиня Мария Волконская – высокая, стройная, гибкая – похожа на девочку, смущенную тем, что попала в общество взрослых людей. Нежное смуглое лицо, густые темные волосы, улыбка… а взгляд печальный… Ей же едва исполнилось двадцать лет! Ради того, чтобы отправиться в Сибирь к мужу вдвое старше себя, к мужу, которого она, говорят, и не любила вовсе, порвала с семьей и оставила совсем крошечного, еще не вышедшего из колыбели сына… А Александрина Муравьева – троих детей: сына и двух дочек! И бросилась очертя голову в Читу! Она тоже высокая, но степенная, серьезная, смотрит с достоинством… матовая кожа и черные глаза делают Александрину похожей на испанку… Софи многое знала об этих трех женщинах, как и они, конечно, многое знали о ней. Общая беда сблизила их так тесно, как не могли бы сблизить долгие годы светской жизни в Санкт-Петербурге. Спрошу-ка их, как и Лепарского, не знают ли чего о Николя!
– Не волнуйтесь, – с улыбкой ответила Мария Волконская, – у вашего мужа все в порядке, он совершенно здоров, а известие о том, что вы здесь, сильно прибавило ему бодрости духа.
– Как?! Он знает?.. – пролепетала Софи.
– Разумеется! Мы послали ему сегодня утром записочку – тайком, конечно. А когда вы увидитесь с Николаем Михайловичем?
– Только в среду. Послезавтра.
– Ну вот, этого я и опасалась, – вздохнула Екатерина Трубецкая. – Генерал снова уклонился от ответственности, ссылаясь на правила… Любитель уставов!
– Нам нельзя допускать этого! – заволновалась княгиня Волконская. – Мы должны пойти к Лепарскому все вместе, делегацией! Мы скажем ему, что он ведет себя не по-дружески, а как… как садист! Да! Отличное слово – садист!
Мария, совершенно счастливая оттого, что нашла столь удачное определение, оглядела остальных с ребяческой гордостью и торжеством.
– А что вообще за человек генерал Лепарский? – спросила Софи.
– Тюремщик! – горячо отозвалась княгиня Волконская. – Истязатель душ! Людоед!
– Скорее, ему просто хочется таким выглядеть, – поправила Екатерина Трубецкая. – Но я-то думаю, что на самом деле он старается сделать невозможное, чтобы как-то примирить суровость полученных им предписаний с симпатией, которую к нам испытывает.
– Конечно! – неожиданно легко согласилась Мария Волконская. – Если сравнить его с этим ужасным Бурнашевым… Тот – настоящий антихрист во плоти! Он начальник рудников. Наши мужья ведь раньше работали в Благодатске, и, поверьте, одиннадцать месяцев, там проведенные, были нестерпимо тягостны! Вы, может быть, не знаете, мадам, что восемь осужденных первой категории сначала были посланы туда, на свинцовые рудники, их заковали в кандалы! Подумайте только: настоящим преступникам, убийцам, лишь после вторичного преступления надевают кандалы, тогда как наши мужья были заключены в кандалах со дня своего приезда… Если бы их не перевели в Читу, никто из них, наверное, не вынес даже двух-трех лет такой жизни… Но их только что удалось перевести сюда, где и условия получше, и товарищи с менее суровым приговором рядом. Мы ведь всего две недели здесь, с ними, так что – почти как вы – новоприбывшие!