– А мой муж?
– Ваш муж все время был в Чите, – вмешалась Александрина Муравьева. – Каторгу постоянно расширяют…
От первых полученных о Николае сведений нетерпение Софи не только не уменьшилось, но возросло: находясь в двух шагах от мужа, она гораздо больше страдала от невозможности увидеться с ним, чем на расстоянии в сотни и тысячи верст. Она достигла цели, а для нее, кажется, ничего не переменилось, и единственным источником новостей по-прежнему оставались расспросы о том, что ее ждет впереди, какие еще чувства ей придется испытать. К счастью, эти три молодые женщины были такие милые, что с ними не возникало никакой напряженности. Для нее было огромным удовольствием после долгих месяцев перемещений, неудобств и усталости оказаться в обществе людей своего круга. Одеты ее новые знакомые были очень просто, и их лица с тонкими чертами не соответствовали платьям, подходящим разве что для горничных.
Захарыч принес табуретки, и женщины уселись за пустой стол.
– Как проходят свидания? – спросила Софи. – Вы приходите туда, где живут ваши мужья?
– Нет, – поспешила с ответом Мария, – Николая Михайловича приведут к вам. Под конвоем… И бестолковый часовой будет слушать все, о чем вы шепчетесь с мужем. А полчаса пройдет, – кру-у-угом! и на выход. Свидание окончено – пожалуйте обратно на каторгу!
– Как это гнусно!
– Первое время – ужасно! Но потом привыкаешь… И воспринимаешь эти короткие встречи как мгновения, проведенные в раю… Но что это мы все болтаем, болтаем, когда уже пора!
– Пора – что?
– Сюрприз! – воскликнула Александрина Муравьева. – Приглашаю вас к себе.
– Но дайте мне хотя бы умыться с дороги, переодеться! – протестовала Софи, хотя была заинтригована.
– Нет-нет-нет! После… а то опоздаем!
Они были возбуждены, лица у всех – таинственные: как будто у трех пансионерок, готовящихся к какой-то проделке. Софи удивила их ребяческая радость – как может расцвести столь доблестное простодушие в тени каторги? Наверное, инстинкт самосохранения все-таки способен преодолеть любую силу, стремящуюся удушить его! Она надела шляпку и вслед за гостьями вышла на улицу.
Когда они подошли к домику, где жила Александрина Муравьева, уже стало смеркаться. Подобрав юбки, все четверо, одна за другой, вскарабкались по длинной лестнице-стремянке на чердак. Здесь под завесой из кружевной паутины громоздились ящики, валялась всякая утварь, тряпки… Дамы осторожно пробирались между рифами к широкому окну, и прогнившие доски трещали под их легкими шагами. Мария Волконская подвела Софи к широкому чердачному окну.
– Вот! Смотрите туда, прямо перед собой! – сказала Екатерина Трубецкая.
Софи послушалась, высунулась в окно и увидела напротив высокий забор, огораживающий большое прямоугольное пространство. Вход туда был на запоре, вооруженный часовой отмеривал шаги перед караульной будкой. За изгородью выстроились в ряд деревянные строения. Неясные тени человек пятидесяти передвигались по огороженной территории.
– Это они! – прошептала Мария Волконская.
Софи изо всех сил всмотрелась, она едва дышала. Возможно ли, чтобы Николя – ее Николя! – бродил среди этих серых теней? Она пыталась разглядеть его, узнать, но как это сделаешь в сумерках, когда не видно лиц, и на таком расстоянии?
– А это не Николай Михайлович – там, в глубине двора, с тачкой?
– Может быть… не знаю… не вижу! – с отчаянием прошептала Софи. Ей казалось, что муж растворился в массе призраков, что он потерял свое лицо, свою душу, что ей никогда уже больше не найти его.
– Мне-то кажется, – сказала Екатерина Трубецкая, – что Николай Михайлович – скорее, у дверей сарая, с моим мужем!
– Господи, да что вы такое говорите, Каташа! – воскликнула Александрина Муравьева. – Николай Михайлович гораздо выше этого человека ростом! А тот, о ком вы думаете, это господин Лорер… Голову даю на отсечение!
– Ах, если бы у нас был бинокль… – вздохнула Мария Волконская.
Несколько узников, заметив в окне чердака молодых женщин, помахали им рукой.
– Ну вот и поздоровались! – обрадовалась Екатерина. – А теперь мы отойдем, а вы останьтесь в окошке одна, – сказала она Софи. – И ваш муж сразу поймет, что вы уже тут!
Троица отошла. Софи взмахнула платочком. Она посылала приветствие одному человеку, ей ответили добрых три десятка.
– Ничего не получается, – Софи бессильно опустила руку с платком. – А что они делают там, в этом дворе?