– Как можно венчать закованного в цепи человека!. Это не по-христиански!.. Станислав Романович, сделайте что-нибудь!..
Комендант явно растерян, снова сердце в нем восстает против инструкций. Ах, как же эти дамы любят взывать к совести в самый неподходящий момент, думает он. Хоть когда-нибудь они дадут ему передышку? Он глубоко вздыхает, зовет унтер-офицера и приказывает:
– Снимите это!
Унтер-офицер присаживается на корточки у ног Анненкова, снимает с пояса ключ – щелчок, и цепи падают на пол церкви. Жених приподнимает брючины и растирает себе лодыжки.
– А шаферы? – кричит Мария Волконская.
– Да-да, конечно, – ворчливо говорит Лепарский. – И этих двоих тоже нужно расковать. – Он указывает на Петра Свистунова и Александра Муравьева, стоящих за спинами новобрачных.
Священник совсем молоденький, с белобрысой бородкой. Он выглядит испуганным – ну, как венчать такую странную пару в таких непривычных условиях перед людьми, прекрасно знающими все обычаи? Он совсем утонул в фелони с широкими твердыми оплечьями, из дырки для головы торчит тоненькая, как у цыпленка, шейка, молитвы он читает вполголоса, то и дело поглядывая на генерала, чтобы убедиться: власти вроде бы ничего больше не придумали, начинать церемонию сначала не придется… Хора нет, дьякон сам выпевает: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!..», размахивая в такт огромным кадилом. Сквозь дымок тлеющего на угольках ладана Софи видит склоненные головы Полины и Анненкова под венцами, которые бережно, на вытянутых руках, держат над ними шаферы. Она вспоминает собственную свадьбу – в Париже, тринадцать лет назад. Вспоминает до странности спокойно – словно прошлое больше ее не касается. Рядом с ней – Каташа Трубецкая, она плачет, чуть подальше Наталья Фонвизина, искусавшая себе губы. Теперь, по обряду, новобрачным следует обменяться кольцами – в церкви воцаряется полная тишина, все в смятении: правила запрещают каторжникам носить обручальные кольца, и у женатых мужчин, едва они прибыли в Читу, кольца отобрали. Сделают ли исключение для Анненкова? Священник жалобно смотрит на Лепарского, спрашивает взглядом совета. Генерал отрицательно качает головой.
– Чудовище! – шипит Мария Волконская.
Склонившись к молодым священник шепчет:
– Сделайте вид, что меняетесь!
Новобрачные трижды повторяют ритуальный жест, передавая друг другу единственное кольцо – его Иван наденет на безымянный палец Полине. Впрочем, теперь ее зовут иначе: сегодня венчают раба Божьего Иоанна рабе Божьей Параскеве – имени «Полина» нет в святцах.
Когда церемония заканчивается и священник, поздравив молодых и благословив паству, отходит в сторону, возникает унтер-офицер с цепями в мешке. Генерал выпрямляется и, пряча смущение за надменной маской, обязательной для представителя власти, отдает приказ:
– Поторапливайся!
В гробовом молчании унтер-офицер возвращает кандалы на щиколотки Анненкова и шаферов. В течение всей этой операции Лепарский стоит, опустив глаза: боится встретиться взглядом с кем-нибудь из декабристок. Но все равно чувствует их острые, не хуже кончиков шпаг, взгляды – этак ведь и убить можно, пошевелись – проткнет насквозь любая! Софи задумывается, у кого – у генерала или у арестантов – сейчас более жалкий вид. Комендант тем временем подходит к новобрачным и бормочет:
– Поздравляю вас и желаю, чтобы сладостные узы брака помогли вам забыть об этих оковах!
– А можно моему мужу сегодня вечером побыть со мной? – спрашивает Полина.
Под «вечером» она, естественно, имеет в виду «ночь». Щеки Лепарского багровеют, кровь бросается ему в голову.
– Нет, мадам, – отвечает он. – Правила одинаковы для всех. Ваш муж должен немедленно вернуться в острог – вместе со своими товарищами. Увидитесь с ним в день, отведенный для посещений.
Он щелкает каблуками и идет в сопровождении двух адъютантов по церкви, с обеих сторон – ряды враждебных лиц. Молодоженов теперь поздравляют друзья. Наконец чета новобрачных выходит из храма, толпа взрывается аплодисментами. Каторжники аккомпанируют овации ритмичным звоном цепей. Лейтенант Ватрушкин старается перекричать весь этот шум:
– Пре-кра-тить! Тихо! Стройся!
Солдаты отрывают молодоженов друг от друга. Анненков вливается в шеренгу арестантов, они перестраиваются в пары. Дамы окружают Полину.
– Вперед, марш!..
Мощный взрыв голосов:
Во глубине сибирских рудХраните гордое терпенье!..Софи провожает Николая взглядом. Он идет рядом с Анненковым, временами то один, то другой останавливается, оглядывается, вытягивает шею. Кажется, даже подпрыгивает на месте. Полина смеется, плачет, машет рукой. Дамы ведут ее домой. Комната у нее маленькая, едва ли не вся мебель тут – брезентовая складная кровать и сундук с круглой крышкой. Гостьи кладут на пол подушки, усаживаются на них вокруг деревянного ящика. Полина накрывает импровизированный стол салфеткой, ставит на него чашки с чаем, вазочку испеченных ею самой пирожных.