В тот залитый золотом Древа Лаурелин день Туркафинвэ Тьелкормо праздновал с семьёй двадцать четвёртую годовщину своего зарождения в лоне матери. Дед-король Нолдор настоял на пышном дворцовом торжестве, несмотря на желание юного внука отправиться в горы на охоту.
«Сначала порадуешь меня, а потом беги, куда пожелаешь», — заявил нолдоран Финвэ, крепко обнимая Тьелко.
Беловолосый Феанарион позволял проявлять ненужную нежность, но ощущал не только собственное раздражение, но и странное сочетание любви и неприязни от отца своего отца. Каждый раз, встречаясь с дедом, третий сын Феанаро Куруфинвэ чувствовал, будто король вынужденно, через силу изображает нежность. Что не так? Да и зачем это нужно?
Впрочем, Туркафинвэ не хотел разбираться в отношении родича-нолдорана к себе, поскольку его волновала лишь необходимость находиться во дворце в одежде, в которой нельзя залезть на дерево. Более того, празднование зачатия давно наскучило Феанорингу, поскольку даже самые изысканные блюда и напитки не сравнятся с приготовленной на костре собственноручно пойманной дичью и водой из лесного ручья. Подарки тоже всегда оказывались предсказуемыми: отец дарил сложной конструкции ножи, мама — одежду, сшитую лучшими мастерицами, братья же, как правило, соревновались в остроумии, поэтому преподносили вещи, которые приходилось брать очень аккуратно, чтобы они не рассыпались в руках чем-то красящимся, или из коробочки на голову не выпрыгнули живые лягушки.
Тот день не стал исключением, и Туркафинвэ несказанно обрадовался, когда смог, наконец, сбежать из дворца. Зная, где охотился Вала Оромэ, юный Нолдо поспешил к другу-наставнику, чтобы либо не отмечать праздник вовсе, либо сделать это именно так, как хочется.
«Поздравляю, Тьелкормо, — произнёс Владыка-Охотник, когда в сменившемся с золотого на серебряный свете Древ на поляне появился третий Феанарион. — У меня для тебя подарок».
Супруга Вала Оромэ — Валиэ Вана ласково обняла эльфа, потрепала по белоснежным волосам, словно собственного ребёнка. И в этот момент в ногу Феаноринга что-то ткнулось. Опустив глаза, юный Нолдо увидел щенка с большой головой, белым пухом вместо шерсти, массивными лапами и глупыми озорными глазами.
«Это не просто пёс, — сказал Владыка-Охотник, — это один из младших Майяр в теле собаки. Он вырастет сильным и бесстрашным, сможет помочь и защитить. Теперь он твой. Но главный дар будет иным».
Вала чуть наклонился к эльфу, посмотрел в глаза:
«Ты — сын Огненного Духа, поэтому сможешь принять такое подношение».
Две нестрашные бездны словно затянули водоворотом куда-то за грань Арды, а потом осторожно вернули назад.
Тьелкормо часто заморгал, осмотрелся и не узнал родной лес: деревья, кусты, травы, ручей и тропинки — всё осталось прежним, но теперь отовсюду доносилась понятная эльфийская речь. Только слишком примитивная, звучавшая странными голосами…
«Мой дом! Кыш!»
«Нет мой! Сам кыш!»
«Я его раньше занял!»
«А я лучше запасусь!»
«Не запасусь, а сделаю запасы для семьи!»
«Это одно и то же!»
«Нет, не одно и то же! Кыш!»
Закрутив головой, Туркафинвэ нечаянно встретился взглядом со щенком.
«Поиграем?» — не двигая челюстью, спросил пёсик.
«Что… — Феанарион ахнул. — Что происходит?»
«Теперь ты знаешь, о чём говорят животные», — с улыбкой пояснил Вала Оромэ.
***
Под ноги лошади из куста с красными ягодами неожиданно выскочило что-то золотисто-коричневое. Конь Вала Оромэ ловко перешагнул существо, не доставив даже малейшего неудобства всадникам, но Туркафинвэ Феанарион отдал безмолвный приказ остановиться.
— Курво! Смотри, какой зверёк! — спрыгнув на землю, беловолосый Нолдо в одно мгновение поймал существо, сказав ему, что не причинит вреда и отнесёт к маме. — Такой смешной!
Куруфинвэ-младший с интересом взглянул. Старший брат держал в руках напоминавшее шишку тельце, размером с поросёнка, с короткими когтистыми лапками, маленькой головой и длинным хоботком.
— Прочная у него чешуя, — внимательно осмотрев со всех сторон, Тьелкормо отпустил зверушку, — стрелой просто так не пробить. И тонкая! Легче кожи или металла. Если из такого сделать тренировочную мишень, никто не станет лучшим стрелком, ведь ни одно остриё в неё не вонзится. Зато брюхо мягкое. Как шёлковое.
Похожее на шишку существо прошуршало в кустах, пение снова стало проще для восприятия.
— Сдавайся, хищник! — крикнули вдруг с противоположного берега оврага. — И твой сообщник тоже пусть сдаётся.