Ириссэ приложила ладонь к сердцу и поклонилась.
***
Словно чёрный провал среди блистающей толпы, Карнистир, медленно ходивший туда-сюда, не знал, чем себя занять. Отец, взяв любимых сыновей, присоединился к королевской чете, близнецы куда-то убежали, остальных гостей замкнутый Феаноринг не знал и знать не хотел, но тут рядом возник Туркафинвэ под руку с Финдарато.
— Тебе ещё не показали будущую невесту, Морьо? — спросил Тьелкормо, отбрасывая со лба белые кудри.
Морифинвэ молча сощурился.
— Вот же она! — воскликнул Туркафинвэ, и толкнул Финдарато вперёд с такой силой, что он повалил Карнистира на пол.
Пока обе жертвы розыгрыша вставали, виновника уже след простыл. Морифинвэ побагровел, заревел зверем, бросился искать брата, расталкивая попадавшихся на пути эльфов, Майтимо быстро переглянулся с отцом и поспешил утихомирить взбесившегося родича. Увидев старшего брата, направляющегося к нему, Карнистир вылетел в сад. Нельяфинвэ проводил его взглядом, осмотрел зал, понял, что виновника всё равно здесь нет, и, снова нацепив маску надменности, вернулся к отцу.
И в этот момент в центр зала вышел Макалаурэ.
Менестрель, второй сын Феанаро, одетый в бордово-красное, со звездой-брошью на груди поправил чёрные ниспадающие на плечи волосы, и лишь на одно мгновение встретился взглядом с отцом. Майтимо заметил это и побледнел: если его провокатор-брат о чём-то сговорился с Феанаро, да ещё и в такой день — быть беде.
— Отец, — делая вид, что ему всё равно, понизил голос старший Феаноринг, — я надеюсь на благоразумие брата. Он ведь не станет портить праздник своими… Неуместными балладами.
— О, нет, — зло улыбнулся Феанаро, и его глаза полыхнули огнём, — песня более чем уместна.
— Мой король, — поклонился Макалаурэ, — дорогие гости! Я посвящаю оду моей единственной королеве, перед которой я вечно на коленях и счастлив не вставать с них, словно самый покорный из слуг!
Музыка, сначала едва слышимая, полилась со всех сторон, заиграли многие инструменты, управляемые магией менестреля, звуки постепенно наполняли зал и сердца. Мелодия была печальная, ноты скорби рыдали в ней всё заметнее.
Майтимо нахмурился, сразу почувствовав чары брата. Магия, управляющая музыкой, ощущалась кожей, неприятно натягивала струны души, требуя участия, понимания и… подчинения. Звучавшая трагичная мелодия была настолько неуместна на празднике в честь Индис, что, к своему ужасу, Третий Финвэ начал понимать, о какой королеве говорил его брат.
— Проклятье, — прошептал он.
Все звуки в зале замерли, осталась только музыка, воспевающая единственную королеву для Макалаурэ…
Руки Териндэ как забытая песня под упорной иглой,
Звуки ленивы и кружат, как пылинки над её головой,
Сонные глаза ждут того, кто войдёт и зажжёт в них свет.
Утро Териндэ продолжается сто миллиардов лет.
И все эти годы я слышу, как колышется грудь,
И от её дыханья в окнах запотело стекло,
И мне не жалко того, что так бесконечен мой путь.
В её хрустальной спальне постоянно-постоянно светло…
Принцесса Артанис уставилась на Канафинвэ с ужасом, переходящим в ненависть, в её взгляде было отражение всех смотрящих на менестреля глаз эльфов Второго и Третьего Домов, за редким исключением. Майтимо тоже видел это, и ему казалось, что под ним вот-вот провалится пол.
Неизвестно откуда появившийся в зале Туркафинвэ был настолько шокирован звучащими словами, что не успел скрыть отразившееся на лице желание заткнуть брату рот, но потом заметил одобрение в глазах отца и сразу же изобразил восторг.
Пальцы Териндэ словно свечи в канделябрах ночей,
Слёзы Териндэ превратились в бесконечный ручей,
В комнате Териндэ у порога нерешительно прячется свет,
Утро Териндэ продолжается сто миллиардов лет.
Усиленные чарами звуки нельзя было не услышать, а слова — не понять. Музыка сдавливала болью сердца, из глаз невольных слушателей катились слезы. Казалось, песня длилась бесконечно, измотав и высосав все соки души, оставив лишь пустоту и скорбь.
Закончив петь, Макалаурэ, пока чары не рассеялись, поклонился и сказал:
— Не все знают о королеве Мириэль, и моим долгом было напомнить эльфам её позабытое имя. Я исполнил свой долг. Спасибо, что выслушали.
Приходящие в себя гости в растерянности смотрели на короля, и Финвэ, ошарашенному и сбитому с толку, испуганному и едва не потерявшему дар речи, пришлось взять слово.