— Отец прав, — наставительно говорил Турукано, Ириссэ согласно кивала. Чересчур усердно.
Травница Митриэль многозначительно смотрела на своего юного господина и глазами давала понять — будет лучше подчиниться хотя бы на словах, как это делает принцесса. Финдекано понимал — его загнали в угол, он теперь действительно не сможет видеться с Макалаурэ, по крайней мере, открыто и часто. Более того, младшие Айнур тоже способны проследить за кем угодно и доложить принцу о нарушении его семьёй запретов на неугодные встречи. Наверняка Владыки поддержат «сынов Индис», поскольку сами разрешили нолдорану Финвэ жениться второй раз, пойдя против своих же законов, написанных для эльфов Амана.
Но как же так?!
«Может, рассказать о снах?» — промелькнула мысль, однако юный принц не решился — отправиться в Сады Ирмо Лориэна было по-настоящему боязно, ведь там придётся объяснять уже не родне, а Валар, почему сразу не попросил помощи, совета, наставления, подсказки… Да как — почему? Вдруг не захочется вернуться из Сада? А вдруг не получится? Королева Мириэль ведь осталась!
«Я так не хочу!»
И вдруг череду тревожных мыслей прервал оглушающий звон бьющегося стекла.
***
Швырнув на мозаичный пол графин, глава Второго Дома Нолдор вдруг осознал, что его слушают все, кроме Финдекано. Понимание заставило закричать, сжав кулаки.
— Уходите отсюда все! — голос Нолофинвэ сотряс колонны и стены. — Вон! Пусть друг Первого Дома сидит один и думает о своих приоритетах! Пусть знает, чем оборачивается неверный выбор!
Двери закрылись. Воцарилась тишина.
Не зная, что делать, Финдекано взял арфу с причудливо изогнутой декой, попытался играть, только ничего не получилось.
— Ты тоже заодно с моим отцом, да?! — отругал инструмент старший принц Второго Дома Нолдор. — Я не слушаюсь его, поэтому ты не желаешь подчиняться мне? Вредина!
Пройдясь вдоль окон, юный эльф вдруг услышал странный скрежет за дверями, словно кто-то ввинчивал что-то в створки. Звякнул металл. Ещё.
— Не бойся, — послышался голос отца, — тебе просто сделали замок, который я смогу запереть и открыть, когда посчитаю нужным.
Большего унижения Финдекано не мог даже представить. Сгорая от обиды и плохих предчувствий, принц сел на постель, снова попытался наигрывать что-то на арфе, но на ум приходила только песня про бриллиантовые дороги.
Что ж, пусть она и звучит! Громче!
— Посмотри, как блестят
Бриллиантовые дороги!
Послушай, как хрустят
Бриллиантовые дороги! — голос дрогнул от злости, юный эльф возродил в памяти битое стекло на полу. — Смотри, какие следы
Валар тянутся от порога.
Чтоб идти вслед за ними, нужны
Золотые ноги.
Чтоб вцепиться в стекло,
Нужны алмазные когти.
Горят над нами, горят, помрачая рассудок,
Бриллиантовые дороги в каждый миг долгих суток.
Посмотри, как узки
Бриллиантовые дороги.
Нам зажали виски
Бриллиантовые дороги.
Чтобы видеть их свет,
Мы пили сладкие травы.
Если в пропасть не пасть,
Всё равно умирать от отравы
На алмазных мостах,
Через чёрные канавы.
Сколько так просидел, старший сын принца Нолофинвэ не знал, а монотонное бренчание арфы и вовсе вводило в отрешённый полусон, смешанный с горьким злорадством, которое, однако, Финдекано ни за что не выплеснул бы на публику.
Неожиданно струны заиграли сами собой. Финдекано ещё ничего не успел понять, как в окно постучали. Эльф удивлённо поднял голову и увидел висящего на подоконнике Финдарато.
«Как он залез? Зачем?! — промелькнуло в голове. — Здесь же очень высоко!»
Вскочив с места, втородомовский принц стал открывать окно, но вдруг его брат потерял опору, руки соскользнули с украшенного узорами мрамора, и сын Арафинвэ полетел вниз.
Перегнувшись через подоконник, посмотрев, как можно выбраться из запертых покоев и помочь другу, Финдекано увидел, что лепнина на внешней стене дворца ожила: цветочный узор изогнулся змеёй, устремился к падающему эльфу и, оплетя туловище, в последний миг замедлил полёт. Однако совсем остановить то ли не успел, то ли не смог.
***
Пелена перед глазами рассеивалась медленно, голова сильно кружилась, к горлу подступала тошнота. Финдарато закашлялся, боль резанула по спине. Ахнув, он зажмурился, а когда стало легче, открыл глаза и увидел потолок собственных покоев и смотрящую заплаканными глазами мать. К губам приложили смоченную пахучим отваром ткань, и, когда Финдарато сделал глоток, самочувствие заметно улучшилось. Снова захотелось спать.
— Только не двигайся, мой глупый мальчик, — вздохнула Эарвен, — лежи, набирайся сил. Тебе нужен покой, тишина.
Однако отдыха не получилось, потому что в спальню, словно буря, ворвалась Артанис, не обращая внимания на слова родительницы.
— Ты с ума сошёл, братец?! — закричала принцесса. — Если Финдекано предал семью, он более не друг ни тебе, ни всем нам!
— Нет, дорогая сестрица, — слабо улыбнулся Финдарато, — ты можешь мне указывать, куда идти, зачем и что там делать, но кого мне любить — никогда! Я всегда буду с теми, кто мне дорог, кто бы это ни был. Уйди, пожалуйста, если не можешь поддержать любимого брата молча.
— Тише, Инголдо, тише, — Эарвен, если бы была Нолдиэ, испепелила бы взглядом дочь, но тэлерийская леди так не умела, — поспи, отдохни. Пойдем, Артанис, нашему мальчику нельзя волноваться.
Юная принцесса не дала маме взять себя под руку, понеслась бело-золотым вихрем, вероятно, к себе в покои.
— Сейчас они друг друга разорвут в клочья, — вздохнул Финдарато Инголдо, закрывая глаза, — и Валинор перестанет быть красивым. Как жаль…
***
Захлопнув двери в спальне и бросившись к огромному сияющему зеркалу, Артанис схватила нож и начала выковыривать из рамы самоцветы, сделанные Феанаро, швыряя изумительной красоты камни на пол, с ненавистью пиная их ногами. Лучше изуродовать красоту, чем подчёркивать её творениями рук предателя!
Хотя… Искуственные кристаллы, выращенные в росе Древ Валар руками ненавистного мастера, способного осквернить даже священное, можно подарить.
Тем, кто не боится грязи.
Примечание к части Песня гр. Наутилус "Бриллиантовые дороги"
Собственная Песнь Айнулиндалэ
Нарочито медленно, словно опасаясь рокового шага, менестрель-Нолдо перевернул часы со сверкающей крошечными звёздочками синей жидкостью. Серебряные деления на колбах маняще засияли, притягивая взгляд: двенадцать длинных чёрточек, между ними — шесть заметно более коротких, а среди них россыпью творений Элентари сияли точки, отмерявшие самые кратковременные события.
Убрав с лица чёрные волосы, певец, чьи серые глаза сиянием выдавали родившегося в Валиноре и не знавшего сумрака Средиземья эльфа, засмотрелся на текучий блеск. Сколько времени звучит каждая струна арфы?
Секунды? Или меньше?
Сильно ли разнится срок трепета мелодии в сияющем воздухе, в зависимости от размера инструмента?
А сколько потом живёт память о сыгранной ноте? Или о неосторожно сказанном слове?
Аклариквет давно старался не думать про появление своего обидного корявого прозвища, однако то и дело вспоминал, как надеялся, что его так будут называть недолго. Это было очень наивно!
Впрочем…
От нечего делать, осудить и заклеймить менестреля, сделав его «Певцом-для-глупых-девочек», «Скучным», «Провокатором» или «Купленным» — любимое занятие беззаботных слушателей, которые сами не сплетают узоры из нот. Легко говорить о том, чего не умеешь, что не пытаешься сделать смыслом жизни. Очень просто превратить чужой труд в предмет своих насмешек, а потом из этого и создавать собственную тему. Как-то это неправильно, правда?
Аклариквет посмотрел на стекающую в часах жидкость, прислушался к кратковременному звучанию струн.
«Семь часов, семь комнат, семь шагов…»
Вспоминался ставший катастрофой недавний праздник. Хуже всего было то, что виной всему оказался тоже менестрель, а сам втородомовский певец ничем не смог исправить ситуацию. Как же хотелось отыграться! Почему ничего не приходит в голову? Где вдохновение?