— Уверен, — продолжал говорить, несмотря на встречный ветер, Туркафинвэ, — нынешняя поездка выйдет интереснее тех, что устраивает отец — атар вечно куда-то торопится, не может надолго оставить библиотеку и кузницу, поэтому и путешествия с ним — как погоня бессмысленная. Не успеваешь привыкнуть и осмотреться, поохотиться, а уже пора снова в дорогу. А Владыка Оромэ нам обещал большое развлечение! Когда вернёмся домой — Питьвэ и Тэльво уже повзрослеют!
Не уверенный, что хочет настолько надолго отлучиться из дома и не мастерить что-нибудь из металла вместе с отцом и помощниками Вала Ауле, Куруфинвэ-младший рассматривал мелькающие под ногами лошади голубовато-серебристые мхи. Юному эльфу порой казалось, что не похожий на родителей и других братьев Тьелко больше любит Владыку-Охотника, чем отца, подменяет кровное родство обожанием чужого Айну. В принципе, в Валиноре такое встречалось нередко, особенно среди золотоволосых Ваньяр, чей король Ингвэ готов был даже учить Валарин — путаный труднопроизносимый неблагозвучный язык Валар, лишь бы выразить свою безграничную любовь к благодетелям, но ведь Нолдор не такие! Они гордые, сильные! Куруфинвэ Атаринкэ радовался, что Творцы Арды сами сказали эльфам развивать собственную речь, поскольку каждому народу необходимы свои уникальные особенности. Отец реагировал на подобные темы слишком горячо, поэтому Курво старался не спрашивать у него ничего, связанного с языками, просто знал — правильно произносить «т» в любой спорной ситуации.
Может быть, потому Тьелко любит больше Вала Оромэ, чем родителя, что Владыка-Охотник разрешает говорить, как угодно?
— Я всех звал, — продолжал Туркафинвэ, стреляя по сторонам горящим азартом взглядом, — но ты же знаешь, какие аманэльдар сонные и вялые! Но это ничего, Курво, как говорит отец: «У кого знания — у того и власть!» Кроме нас, возможно, никто не увидит некоторые новые виды животных, не поучаствует в выборе имён зверькам, не сможет поохотиться на только созданных хищников, не попробует их мясо, ведь не всех этих существ Валиэ Йаванна сделала для Валинора. Например, смешные подобия эльфов, покрытые шерстью, с непропорциональными телами, вряд ли будут жить здесь. Оромэ говорил, что детям будет интересно, но большинство предпочли сидеть дома. Глупые!
Сквозь густые кроны с ароматными цветами, лепестки которых можно заваривать и пить, шишечками, полными вкусных орешков, длинными мягкими кистями вместо листьев, веточками, пригодными для плетения корзин, украшений и мебели, неярко сиял волшебный тёплый воздух, искрясь и сохраняя неподвижность. Росу священных Древ Валар, даривших вечный животворящий свет всему Аману, Майэ Ариэн и Валиэ Вана время от времени поднимали облаками в небо и проливали дождём. Иногда высоко, под самым звёздным куполом сверкали молнии, зарницы или яркие белые шары, а после, когда вновь воцарялся ясный покой, воздух становился особенно свежим, хотелось дышать полной грудью.
Вдалеке послышалось ржание лошадей, голоса эльфов — в основном детей, а также пение без слов, однако эта музыка рисовала перед глазами яркие волшебные картины, разноцветными мазками создававшие переменчивые образы.
Сначала мелодия была одна, высокие ноты вибрировали на пределе слышимости, а потом скатывались вниз, словно роса по листьям, стремящаяся напоить цветы. Постепенно зародилась вторая, третья темы, музыка переплелась, стала сложной для понимания, и наскучила. Туркафинвэ посмотрел на пса, неустанно следовавшего за лошадью:
— Хуан, скажи мне: ты готов принести хозяину победу в любом охотничьем состязании?
Собака-Майя не произнесла ни звука, однако третий по старшинству сын Феанаро Куруфинвэ услышал чёткое согласие. Вспоминать о том, как научился понимать язык зверей и птиц было очень приятно, и юный эльф заулыбался: это настоящий дар! Лучший из возможных.
В тот залитый золотом Древа Лаурелин день Туркафинвэ Тьелкормо праздновал с семьёй двадцать четвёртую годовщину своего зарождения в лоне матери. Дед-король Нолдор настоял на пышном дворцовом торжестве, несмотря на желание юного внука отправиться в горы на охоту.
«Сначала порадуешь меня, а потом беги, куда пожелаешь», — заявил нолдоран Финвэ, крепко обнимая Тьелко.
Беловолосый Феанарион позволял проявлять ненужную нежность, но ощущал не только собственное раздражение, но и странное сочетание любви и неприязни от отца своего отца. Каждый раз, встречаясь с дедом, третий сын Феанаро Куруфинвэ чувствовал, будто король вынужденно, через силу изображает нежность. Что не так? Да и зачем это нужно?
Впрочем, Туркафинвэ не хотел разбираться в отношении родича-нолдорана к себе, поскольку его волновала лишь необходимость находиться во дворце в одежде, в которой нельзя залезть на дерево. Более того, празднование зачатия давно наскучило Феанорингу, поскольку даже самые изысканные блюда и напитки не сравнятся с приготовленной на костре собственноручно пойманной дичью и водой из лесного ручья. Подарки тоже всегда оказывались предсказуемыми: отец дарил сложной конструкции ножи, мама — одежду, сшитую лучшими мастерицами, братья же, как правило, соревновались в остроумии, поэтому преподносили вещи, которые приходилось брать очень аккуратно, чтобы они не рассыпались в руках чем-то красящимся, или из коробочки на голову не выпрыгнули живые лягушки.
Тот день не стал исключением, и Туркафинвэ несказанно обрадовался, когда смог, наконец, сбежать из дворца. Зная, где охотился Вала Оромэ, юный Нолдо поспешил к другу-наставнику, чтобы либо не отмечать праздник вовсе, либо сделать это именно так, как хочется.
«Поздравляю, Тьелкормо, — произнёс Владыка-Охотник, когда в сменившемся с золотого на серебряный свете Древ на поляне появился третий Феанарион. — У меня для тебя подарок».
Супруга Вала Оромэ — Валиэ Вана ласково обняла эльфа, потрепала по белоснежным волосам, словно собственного ребёнка. И в этот момент в ногу Феаноринга что-то ткнулось. Опустив глаза, юный Нолдо увидел щенка с большой головой, белым пухом вместо шерсти, массивными лапами и глупыми озорными глазами.
«Это не просто пёс, — сказал Владыка-Охотник, — это один из младших Майяр в теле собаки. Он вырастет сильным и бесстрашным, сможет помочь и защитить. Теперь он твой. Но главный дар будет иным».
Вала чуть наклонился к эльфу, посмотрел в глаза:
«Ты — сын Огненного Духа, поэтому сможешь принять такое подношение».
Две нестрашные бездны словно затянули водоворотом куда-то за грань Арды, а потом осторожно вернули назад.
Тьелкормо часто заморгал, осмотрелся и не узнал родной лес: деревья, кусты, травы, ручей и тропинки — всё осталось прежним, но теперь отовсюду доносилась понятная эльфийская речь. Только слишком примитивная, звучавшая странными голосами…
«Мой дом! Кыш!»
«Нет мой! Сам кыш!»
«Я его раньше занял!»
«А я лучше запасусь!»
«Не запасусь, а сделаю запасы для семьи!»
«Это одно и то же!»
«Нет, не одно и то же! Кыш!»
Закрутив головой, Туркафинвэ нечаянно встретился взглядом со щенком.
«Поиграем?» — не двигая челюстью, спросил пёсик.
«Что… — Феанарион ахнул. — Что происходит?»
«Теперь ты знаешь, о чём говорят животные», — с улыбкой пояснил Вала Оромэ.
***
Под ноги лошади из куста с красными ягодами неожиданно выскочило что-то золотисто-коричневое. Конь Вала Оромэ ловко перешагнул существо, не доставив даже малейшего неудобства всадникам, но Туркафинвэ Феанарион отдал безмолвный приказ остановиться.
— Курво! Смотри, какой зверёк! — спрыгнув на землю, беловолосый Нолдо в одно мгновение поймал существо, сказав ему, что не причинит вреда и отнесёт к маме. — Такой смешной!
Куруфинвэ-младший с интересом взглянул. Старший брат держал в руках напоминавшее шишку тельце, размером с поросёнка, с короткими когтистыми лапками, маленькой головой и длинным хоботком.
— Прочная у него чешуя, — внимательно осмотрев со всех сторон, Тьелкормо отпустил зверушку, — стрелой просто так не пробить. И тонкая! Легче кожи или металла. Если из такого сделать тренировочную мишень, никто не станет лучшим стрелком, ведь ни одно остриё в неё не вонзится. Зато брюхо мягкое. Как шёлковое.