Мужчина стоял в неподдельном напряжении, под начинающими редеть зачесанными со лба светло-русыми волосами выступили градины пота.
– Какого разговора, этого или утреннего? – решила еще помучить неудачливого шутника девушка.
– Обоих, – Липатов нервно сглотнул.
– Думаю, мы договоримся, но ваша благонамеренность, – Яна вспомнила употребленное утром Липатовым слово, – нуждается в подтверждении благородными поступками.
– И?
– Ну, думаю, пока будет достаточно поскорее убрать из приемной народ. Это был длинный день, и я не буду скрывать, что очень устала и просто не в состоянии знакомиться сейчас еще хоть с одним сотрудником.
– Все понял, благодетельница, сделаю в лучшем виде, – Липатов театрально прижал руку к сердцу, оглянулся, подхватил обеими руками забытый мужчинами пуфик и, пятясь, поспешно отступил с прижатым к груди пуфиком в приемную, оставив дверь чуть приоткрытой.
Яна расстегнула заколку и с удовольствием потрясла головой, давая волю густым волнистым волосам, затем посмотрела на часы: рабочий день закончился вот уже как двадцать минут. Переобуваясь и закидывая в сумку мобильник, она услышала раскатистый баритон, призывавший всех немедленно покинуть помещение и начать праздновать обретение диваном нового приюта на десятом этаже. Через полминуты в приемной наступила полная тишина, и Яна, накинув куртку, осторожно выглянула через щелочку. Никого не увидев, она рискнула выйти. Получилось так, что в приемной практически одновременно открылись четыре разные двери, из которых вышли четыре человека: Яна и Евгения – из своих кабинетов, Панин – из коридора, Эля – из помещения кухни.
Все-таки Эля и Сергей, видимо, оказались в приемной на секунду раньше, потому что Яна успела перехватить мимолетный взгляд, который Эля бросала на бывшего помощника генерального директора. Но затем все эти трое уставились на Яну. Та поочередно посмотрела на них, отмечая, что привычная уже неприязнь во взгляде Эли неожиданно отразилась и в глазах Евгении и Сергея. Причем все трое смотрели куда-то выше уровня глаз, явно на ее волосы. Встряхнув из чувства противоречия белокурой головой, девушка, не торопясь, закрыла дверь на ключ и вежливо проговорила:
– До понедельника.
– До понедельника, – хором ответили Эля и Сергей.
– Пошли, – ответила Евгения.
Они вдвоем вышли из приемной, причем Яна изо всех сил сдерживала себя, чтобы не ежиться от физически ощущаемого спиной злого взгляда второго секретаря.
Лифт уже стоял на площадке, вызванный ожидавшим Евгению Алексом, и, пока они ехали вниз двенадцать этажей, Яна чувствовала себя такой усталой, что даже не искала слов, чтобы заговорить с боссом, да и та не нарушала тишины, только иногда посматривала ненароком на распущенные волосы своего нового помощника. Молчал и телохранитель, невозмутимо устремив свои маленькие серые глаза на табло с указанием этажей.
Обменявшись формальным «до свиданья», девушки разошлись у выхода. Евгения с Алексом сели в припаркованный прямо у входа автомобиль, а Яна прошла чуть дальше, к воротам закрытой стоянки для сотрудников, по дороге одергивая себя, чтобы не пялиться на поразившее ее транспортное средство руководителя Группы «Свет».
Глава 4. Неожиданный звонок.
Зажмурившись, Яна медленно терла усталые веки. Самым большим ее желанием было, добравшись до кровати, немедленно упасть в нее и уснуть, но выработанная годами привычка сразу фиксировать новую важную информацию не позволила поддаться соблазну.
Отхлебнув из двадцатой на сегодня кружки остывший кофе, девушка отставила ее на прикроватную тумбочку, поправила разъехавшиеся за спиной подушки и, зевая, стала перечитывать написанное ею за последние десять минут на экране ноутбука, сверяя текст с полученными за день впечатлениями.
Евгения. Привлекала внимание уже в силу нетипичного сочетания своего статуса и возраста, даже если пока оставить за скобками трогательный ритуал утреннего кормления рыбок, показной демократизм и неумение (или нежелание?) «построить» собственного секретаря. Извлеченный из сумки вчетверо сложенный лист, от запланированного прочтения которого Яну отвлек утром звонок Липатова, содержал неожиданно мало информации о генеральном директоре – только фамилию, имя, отчество и дату рождения Ольховской. «И все равно надо было успеть это прочесть до личной встречи, в дальнейшем никогда таких ляпов не допускать», – мысленно выбранила себя девушка.
Алекс. С этим все понятно. Как и с клоуном Липатовым.
Эля… Она была полной противоположностью вспыльчивой, но удивительно добродушной, даже когда она пыталась сердиться, Юле. Яна ясно вспомнила тот перехваченный ею перед уходом из офиса полный обожания взгляд, который кидала второй секретарь на Панина, и покачала головой – что бы ни говорил Липатов, между этими двоими явно что-то было. И еще эта ее неприязнь. Яна пока не могла точно определить ее истоки, но набросала варианты, которые пришли ей на ум: «злится из-за удаления Панина? Злится из-за возможной конкуренции от появления рядом новой красивой женщины? Просто не любит блондинок?» Потерев висок, девушка дописала в графе «не любит» напротив имен Эли, Панина и Евгении слово «блондинок» и, поразмыслив, добавила «с распущенными волосами».
Она привычно произвела манипуляции по запароливанию, дождалась окончания шифрования файлов, убрала лэптоп под кровать и немедленно уснула.
Звонок мобильного разбудил Яну не слишком рано – дерзкое мартовское солнце уже вовсю пробивалось сквозь задвинутые шторы и нагло лезло на подушку.
– Слушаю, – голос девушки звучал хрипло ото сна, но этот рингтон – сентиментальная заезженная мелодия из финала «Профессионала» – разбудил ее сознание гораздо лучше, чем, если бы на нее вылили ведро холодной воды или гаркнули над ухом «подъем!» голосом бравого армейского старшины.
– Здравствуй, Оксаночка, – тихо прошелестело в трубке, и Яна привстала в кровати, плотно прижимая телефон к уху и судорожно хватая с тумбочки ручку и лист бумаги, мало при этом обратив внимания на свалившуюся на пол в итоге устроенной ею суматохи кофейную кружку. – Дядя просил передать, что соскучился. Почитай, месяц не виделись. Сказал, что лекарства достал, но что-то дорого, почти двести рублей, а в упаковке всего-то шестнадцать таблеток.
Наступившая тишина в трубке была вопросительной. Яна как можно увереннее ответила: «Вы ошиблись», – и сразу нажала конец вызова.
Девушка внимательно изучала наспех нацарапанное ею на листе: «30, 200, 16», воспроизводя в памяти весь разговор. Вздохнула, посмотрела время на экране телефона (черт, уже одиннадцать часов) и вытащила из-под кровати ноутбук и навигатор. Записка уже догорела в пепельнице к тому времени, как она получила маршрут.
Яна выезжала за городскую черту, когда ведущий городской радиостанции безрадостно сообщил, что в Эмске два часа тридцать минут, и нудной скороговоркой стал наговаривать местные новости, самой важной из которых, впрочем, оказалась встреча губернатора области с ветеранами по случаю выплаты им какой-то неожиданной материальной помощи. Она переключила приемник на танцевальную радиостанцию и утопила педаль акселератора в пол.
Приближаясь к заданной точке, девушка сбросила скорость – и как раз вовремя, чтобы успеть заметить стоящую на обочине одинокую фигуру в куртке с капюшоном и остановиться возле нее.
– Подвезете? – прищуренные синие глаза мужчины лет тридцати улыбались, руки уже снимали с темно-русой головы капюшон.
– Если покажете дорогу, – сдержанно ответила девушка.
После этой остановки проехать пришлось всего километров семь: один километр до поворота с трассы и еще шесть по неважно расчищенной от снега лесной дороге, вернее, даже по просеке, тянущейся между исполинских сосен. Автомобиль подъехал к двухэтажному деревянному дому, обнесенному высоким забором – здесь расчищенный участок дороги заканчивался, и Яна со своим спутником остановились и вышли. Мужчина поспешил пройти в калитку, чтобы скрыться в доме, а Яна задержалась, разминаясь после дороги и осматриваясь по сторонам.
Низко склонившееся к горизонту мартовское солнце из последних сил тянулось ласковыми вечерними лучами к стволам сосен; их синие длинные тени наползали на забор, хозяйственные постройки и дом – мягко освещенный, он преображался в сказочный терем, возвышающийся над присыпанной снегом поляной. Из обложенной красным кирпичом трубы валил дым, но, глубоко потянув ноздрями воздух, вместо запаха гари, девушка почувствовала только аромат сосновых иголок и легкое покалывание морозца. Яна вспомнила городскую слякоть, оранжевогрудых коммунальщиков, сгребающих и вывозящих с обочин центральных магистралей почерневший снег, громкие проклятия людей на остановке, которых она ненароком сегодня обрызгала, наехав колесом в выбоину, скрытую грязной лужей, и поразилась резкости контраста.