– Так ты еще и не Лариса Синицкая, а Яна Чернова, – удивился мужчина, пробежав глазами договор и дважды проверив ее паспорт. – Хотя… чего еще ожидать.
– Ага, – усмехнулась девушка и протянула ключи.
Дойдя до порога, Валерий Борисович обернулся и серьезно сказал:
– Ладно, Лариса-Яна, будем считать, что в расчете. Что ж с тебя взять-то, горемычной. А о том, чтобы руки на себя наложить, я и сам много дум передумал. И так тебе скажу: для слабаков это. Борись. Вот за бабу хотя бы эту. Если думаешь, что стоит она того, то живи и борись.
Бессмысленно глядя на закрывшуюся дверь, Яна прошептала: «Она-то стоит…»
Не прошло и получаса, как в дверь позвонили. Девушка пошла открывать, по дороге пересыпав в ладонь мелочь из кошелька: едва ли это вернулся Валерий Борисович, просто в подъезде часто ломался домофон, поэтому его квартиры привыкли обходить нищие. И правда, стоявшая на пороге женщина явно была одной из них – чтобы это понять, Яне достаточно оказалось бросить на нее мимолетный взгляд: длинное потрепанное пальто, платок, стоптанные сапоги, рюкзак за плечами. Девушка приготовилась отдать деньги и захлопнуть дверь, как только заслышит привычный жалостливый речитатив, но нищенка почему-то медлила и ничего не говорила. Яна недоуменно заглянула ей в лицо и тут же отступила на несколько шагов назад, словно обожженная холодным голубым огнем.
Таисия закрыла за собой дверь, разулась, сняла с плеч котомку, а Яна все никак не могла опомниться, ведь эта женщина была частью мира, который она покинула, притом самой загадочной его частью.
– Это правда вы? – осмелилась всё же спросить Яна.
– Ну а кто же? Поговорить нам надо, – сказала гостья.
Яна покорно пошла в комнату. Они расположились на диване. Девушка ждала, что Таисия заговорит, но она не спешила: то оглядывала комнату, то выдергивала торчащую из рукава нитку, то поправляла сбившийся платок.
– Нетипично безрадостная жизнь для такой молодой девушки, – неожиданно заметила Таисия.
– Ваше жилище и гардероб тоже весьма нетипичны для… любого человека, – огрызнулась Яна.
Профессор Васильева рассмеялась сухоньким старушечьим смехом.
– Ну, жилье-то у меня теперь самое что ни на есть завидное: квартира в Москве.
Снова возникла пауза.
– Вы же пришли не мою жизнь и не московскую недвижимость обсуждать, так? – сказала Яна.
– А зачем я пришла? – поинтересовалась Таисия.
– Вы пришли поговорить о Евгении, – уверенно заявила девушка.
Таисия улыбнулась.
– Да. Только надо было, чтобы ты первая о ней вспомнила.
«Снова эти дурацкие загадки, и зачем, ведь я только начала привыкать к мысли, что больше никогда ее не увижу», – подумала Яна с тоской. Сердце, раны на котором разбередили слова предыдущего визитера, снова болезненно заныло.
– Женя так и не сказала тебе всю правду. А ведь я предупреждала…
– Какую еще правду? Про источник? Про «облака»? Рассказала. Я все знаю.
– Нет, не все. Ты еще многого не знаешь.
– Не знаю? Какого черта? – Яна вскочила с дивана и в раздражении начала ходить по комнате. – Егор все время лгал мне. Вадим лгал. Карпов о многом молчал. Евгения… сначала недоговаривала, потом рассказала, но оказывается не все! Я словно разбираю гигантскую матрешку: на каждой написано слово «правда», но если ее открутить, внутри можно найти другую «правду», третью, десятую… – девушка подошла к окну и остановилась. – Я даже думаю, если мне попадется эта последняя несчастная матрешка с «правдой», я уже не смогу поверить, что она не открывается, а возьму напильник и… Что это?
Девушка с удивлением смотрела на журнальный столик. Пока она стояла у окна, Таисия откуда-то извлекла и водрузила на него небольшую статуэтку из полупрозрачного камня. Она немного напоминала дельфина, хотя, когда Яна поменяла угол зрения, то поняла, что она вообще черт знает на что была похожа.
– Посмотри на него минутку.
– Это источник? А почему он сейчас не светится?
– Да потому что у тебя дома и так светло, – жалостливо, как несмышленышу, объяснила Таисия.
Они немного помолчали, а потом Таисия неуловимым движением убрала камень, и он словно растворился в складках ее одежды.
– Так о чем не рассказала мне Евгения? – спросила Яна, снова присев на краешек дивана.
– А ты не хочешь у нее самой это спросить?
– Я… не могу.
– Вот незадача, и я не могу тебе рассказать. Ну, ладно, мне пора, засиделась я, – и Таисия направилась в прихожую.
Яна с досадой смотрела ей вслед, но все же нашла в себе достаточно терпения, чтобы вежливо попрощаться с пожилой женщиной. Только закрывая дверь, она заметила, что так и продолжает крепко сжимать в кулаке не пригодившуюся мелочь. «Нужно все выяснить до конца… даже если для этого понадобится напильник», – подумала девушка и пересыпала деньги в карман куртки: этого как раз должно было хватить на метро. Она помнила, что ночной поезд в Эмск отходит через два часа.
Яна провожала отходивший поезд задумчивым взглядом. Она не смогла. И потом, чтобы поговорить с Евгенией, не обязательно возвращаться в Эмск. Можно просто позвонить по телефону. Девушка достала из кармана сумки мобильник и нашла номер, цифры которого и так помнила наизусть. «Нет, тоже не могу», – поняла она сразу. Холод понемногу забирался под куртку, и она вернулась в здание вокзала.
«Почему все продолжают обращаться со мной, как с теннисным мячиком?», – искусственно нагнетая в себе возмущение, думала она. Сначала Карпов, теперь Таисия… Никто не думал о ее собственных желаниях. Или, в данном случае, нежелании – встречаться снова с Евгенией. Какой смысл увидеться ради короткого разговора и потом опять навсегда расстаться?
Слишком много событий для одного вечера. Она отыскала пустой ряд в зале ожидания и опустилась на сиденье. Мысли вернулись в привычный круг. Она не заслужила такого человека, как Евгения. Нет, даже так: она вообще не заслужила права быть счастливой. Но… может, все-таки стоило хотя бы выяснить все до конца? Яна горько усмехнулась. Это просто предлог… оправдание малодушному желанию снова, хоть на миг, увидеть любимую женщину. А глупое сердце билось, настойчиво билось в надежде встречи с Евгенией. И как было трудно уговорить его успокоиться. Надо было подумать о ком-то другом… например, о Карпове. Карпов был прав, абсолютно прав во всем. Хотя, если говорить о Карпове… Яна впервые попыталась критично оценить его историю. Николай Петрович любил мать Евгении. Они росли вместе. Но в один прекрасный момент он решил, что милиционер – плохая партия для увлеченной наукой девушки и отошел в сторону. Предпочел остаться другом и даже защищал ее «аспирантика» от хулиганов. Но правильно ли он поступил? Был ли его поступок тем лучшим, что может сделать человек для того, кого он любит? Может, то была вовсе не самоотверженность, а трусость?
Из слов Евгении выходило, что ее родители никогда не любили друг друга… И мать Евгении до сих пор звонила старому поклоннику. Неужели только для того, чтобы узнать, как дела у дочери? Яна вдруг ясно увидела, что эти двое всегда любили друг друга. Любили, но так и не решились признаться в своих чувствах. И Евгении, ее Евгении, пришлось расти в семье равнодушных друг к другу людей. Карпов не сражался за свою любовь. И скорее всего, это было ошибкой. А сама Яна? Не ошибается ли теперь она? Может, был прав Валерий Борисович с его искушающим советом бороться? Бороться, несмотря ни на что?
Ее снова одолели сомнения. Потом она вздохнула и покачала головой. Нет, что бы она ни испытывала к Евгении, она не заслужила права на счастье с этой идеальной женщиной. Сколько людей пострадало из-за Яны… А «ниссаны», чтобы расплатиться с ними, закончились. Что же делать? Как ей следует сейчас поступить? В мучительной нерешительности она смотрела на расписание.
Глава 42. Правда.
Воздух был немного влажным, в низинах клубился утренний туман, но посыпанная гравием дорожка казалась сухой. Яна подошла к входной двери и открыла ее. Прошло два месяца со времени отъезда из Эмска, больше походившего на бегство, и она слегка удивилась, что ей до сих пор сохранен эксклюзивный доступ к дому.