* Едва ли Эммерих и Дэвлин знакомы с творчеством наших фантастов. Но мне мое произведение все больше и больше напоминает “Попытку к бегству” Стругацких (с провальной попыткой главных героев перескочить через неизбежные этапы исторического развития “человечества” на другой планете и чувством ответственности за это “человечество”). Про “Трудно быть богом” я уже и не говорю. )
========== Глава 43 ==========
“Будем, черт побери, веселиться…”
Румата
(А.Стругацкий, Б.Стругацкий “Трудно быть богом”)
Хат тосковала. Все то время, пока муж был занят, ей почти нечем было себя занять – кроме привычных женских дел: готовки и шитья. Но это ее не удовлетворяло. Вести жизнь обыкновенной женщины – ей! Сейчас!..
Иногда ей хотелось вернуться во времена невинности – когда люди не знали ни Ра, ни его даров, боялись и благодарили далеких богов и довольствовались этим. В те времена, когда люди еще не разделились так страшно. Но прошлого не вернуть – просто потому, что не вернуть прежней себя…
Она теперь всегда будет хотеть большего. Хотеть того, что странно, что непонятно всем остальным женщинам, даже тем, кого Ра возвысил.
Никого из женщин он не возвысил так, как ее – как будто дал ей испить волшебного зелья, не утоляющего, а только разжигающего желания; дал заглянуть за завесу, скрывающую чудеса иных миров. Чтобы оставить мучиться всю жизнь жаждой того, что скрывалось за этой завесой. Жаждой знания. Жаждой своего божественного существа…
“Как он жесток! Как жестока жизнь, как вероломны люди!”
Метен теперь мало разговаривал с ней – как будто весь ушел в последнее усилие: Хат знала, какое, и меньше всего хотела поколебать решимость мужа. Она понимала, что Метен делает лучше нее… что он повел себя гораздо достойнее ее, в одиночку выполняя их общий долг.
Уничтожить Ра.
Хат не могла себе представить, как поднимет руку на своего господина и первого возлюбленного, потребность в котором наполняла ее всю, все, что составляло ее, до сих пор. Да, она была тяжко виновата. Ей следовало позволить Метену выстрелить в бога еще тогда… вероятно, их бы убили, но тогда все было бы кончено. А она не тронула его – и живет, и позволяет Ра жить, и позволяет его деяниям продолжаться. Но Хат сделала в тот миг единственное, что ей позволило сердце.
Тогда оплошал и Метен.
Но теперь он должен переломить себя и переступить через свою жену. Или души, вопиющие об отмщении, задушат их во сне…
Хат порадовалась вместе с мужем, когда он получил в свое распоряжение виману и освоил полет на ней – когда она увидела, как Метен в первый раз взлетел в небо, это было… словно кусочек жизни, от которой ей дал вкусить Ра, вернулся к ней. Хат улыбалась и хлопала Метену; а когда муж спустился к ней, ликующий, сильный, Хат обняла его с почти забытой страстью. Они редко разделяли ложе теперь – теперь, когда Метен отдался своей мести и долгу. Но этой ночью они предались любви. Хат чувствовала себя так, точно изменяет великому древнему богу с новым, молодым.
Но эти восторги кончились – как недолговечны были все земные радости. Все, что не носило имени Ра.
Через несколько дней Метен вылетел из крепости, чтобы повидать их родную деревню. Хат знала, каким он вернется. Это будет расплата за радость последних дней.
В этот день Метен впервые напился допьяна.
Ночью Хат пришла к нему, хотя знала, что он не хочет видеть ее, никого. Метен не спал. Он сидел снаружи под стеной амбара и плакал. Метен уже протрезвел… почти; во всяком случае, Хат так казалось, пока муж не поднял на нее тяжелый мутный взгляд.
Этот сильный широкоплечий мужчина с загрубелыми руками, свежими шрамами от истязаний, которым он себя подвергал, не казался больше тем мальчиком, которого она когда-то утешала в пирамиде Ра. Хат вдруг испугалась, что этот человек выместит свою ярость на ней…
- Уходи, - сказал Метен. Страшным, пьяным голосом. Она никогда еще не видела, чтобы Метен терял над собою власть.
Хат приблизилась к мужу и опустилась перед ним на колени, протянув руку к его плечу; и вдруг Метен с силой схватил ее за запястье и дернул к себе, так что испуганная жена упала рядом. Она невольно привалилась к горячему телу, ощутив на лице горячее хмельное дыхание; хотела отодвинуться, но Метен не пустил. Он сжимал ее руку так, что, наверное, на запястье останется синяк.
- Что ты хочешь услышать… Первая? – спросил муж. Черные глаза его блестели, губы изгибались в страшной насмешке над нею и собой. – Назвать тебе тех, кто убит твоим Ра? Или быстрее будет перечислить тех, кто выжил?
Хат ахнула и раньше, чем поняла, что делает, вырвалась из хватки Метена и с силой ударила его по лицу; голова мужа мотнулась.
От этого потрясающего оскорбления мужчина на несколько мгновений ошалел – а потом с ревом вскочил на ноги.
- Да как ты смеешь!
- Молчи, пьяный глупец! – крикнула Хат ему в лицо, сама рыдая от ужаса и жалости. – Замолчи, или я тебя убью!..
Только бы он понял и смог уняться!..
Метен остановился, искаженное яростью лицо сделалось каким-то бессмысленным – а потом вдруг резко осел на землю, уронив голову. В глазах появился ужас. – О боги… боги, - забормотал он, терзая траву. – Что я наделал!
- Посиди здесь, я сейчас вернусь! – умоляюще сказала Хат, думая только о том, кто мог услышать ее мужа.
Она бросилась на кухню и вскоре вернулась с большим кувшином воды. Хат подбежала к мужу и, закусив губу, опрокинула посуду Метену на голову. Он болезненно и сердито вскрикнул, оттолкнул кувшин; Хат отбежала, невольно опасаясь, что Метен все-таки поднимет на нее руку.
Он сидел на траве, встряхиваясь, как мокрый пес. Лицо у него было злое, но взгляд совершенно осмысленный. Хат приблизилась и осторожно протянула Метену кувшин с оставшейся водой.
- Выпей, муж мой, тебе станет легче.
Он выхватил у нее кувшин и жадно выпил все до дна.
Хат опустилась рядом с Метеном на колени, протягивая ему руки, раскрывая объятия – предлагая всю свою любовь. Сколько ее ни было. Метен крепко прижал жену к себе, плача на ее плече.
- О сестра моя, зачем мы только остались живы…
- Тише, тише… Ты знаешь, зачем… Боги так захотели…
- Боги? А есть ли они, жена?..
Хат отстранилась, внимательно глядя Метену в глаза, гладя его мокрые волосы.
- Что?
- Боги, - шепотом сказал он. – Я не видел никаких богов, кроме этого. И если это лучший бог… зачем тогда жить?
Хат снова крепко обняла мужа.
- Боги есть, - прошептала она. – Никогда не позволяй себе извериться, брат мой. Если Ра так силен… как же силен должен быть тот, кто его создал?
Юная женщина как будто чувствовала присутствие матери Айи, словно старая колдунья стояла над ее плечом и подсказывала ей слова…
Муж снова содрогнулся от слез в ее объятиях. Слова жены причинили ему новую боль.
- Он воскресил меня, - прошептал он. – А я хочу его убить…
Хат показалось, что все шорохи вокруг смолкли. Как будто сама ночь склонилась над ними, чтобы подслушать такие дерзкие слова.
- Если его можно убить, он не бог, - жестким шепотом ответила Хат. Она сжала подрагивающие руки в кулаки. Неужели Метен думает, что ей легче?
Метен молчал, горячо и сипло дыша ей в шею.
- Пойдем, - прошептала Хат, осторожно поднимая мужа под руку. – Пойдем, мой дорогой брат…
Она хотела уложить его и уйти, но Метен удержал ее. Хат поняла его и дала мужу то, чего он хотел. Как лекарство. Потом Метен долго обнимал ее, и Хат всем существом ощущала его благодарность за то, что она ему принадлежит…
Как будто Хат стала частью его сердца. Она знала, что это так – и в эти мгновения поняла, что Метен никогда не возьмет себе другой женщины. Хат была единственным, что осталось у Метена от “жизни у Ра”. Как и сам Метен – единственным, что осталось от прошлого у нее.