– Фестский диск расшифрован, – просто и буднично сказал Дмитрий Викторович.
– Расшифрован?! – переспросил поражённый Алексей. – Кем? Когда? И что же там написано?
– Мной. Около десяти лет назад. Тайн древних мудрецов там нет, – по порядку ответил на вопросы Дмитрий Викторович.
– Тогда что же там написано? – нетерпеливо задал новый вопрос Алексей.
– Фестский диск является хозяйственным отчётом о сборе налогов на Крите четыре тысячи лет назад. Учитывая время его написания, надо признать, составлен он очень толково.
Никогда ещё от слов Дмитрия Викторовича Алексей не испытывал такого разочарования.
– Но как… каким способом вы его расшифровали? – лелея призрачную надежду на то, что Дмитрий Викторович ошибся, поинтересовался Алексей.
Отличительной особенностью Дмитрия Викторовича, которая очень нравилась Алексею, была способность разговаривать о сложных вещах простыми словами, одновременно не пытаясь искусственно и снисходительно что-нибудь упростить. Дмитрий Викторович начинал обсуждение любого вопроса сразу, без всяких надуманных предисловий, которые всегда говорятся только для того, чтобы приукрасить свои знания и принизить знания собеседника. Дмитрий Викторович со всеми разговаривал, как с равноправными коллегами.
– Любой письменный язык в начале своего возникновения представляет собой зарисовку внешних предметов и явлений, чтобы передать информацию о них отсутствующему в данный момент человеку. В начале своего развития любая письменность представляет собой схематические рисунки, идеографическое письмо. В дальнейшем эти рисунки всё более и более упрощаются и схематизируются, чтобы их легче было записывать. Так возникают сначала иероглифы, а потом алфавит.
– Причиной прогресса письменности является лень рисовать картинки для передачи информации, – вставил слово Алексей.
– В определенной степени, да. – согласился Дмитрий Викторович. – Но смысл этих рисунков должен быть интуитивно понятен тому человеку, для передачи информации которому они предназначены. Точно так же, как нам сейчас интуитивно понятен смысл нарисованных значков на экране компьютера. Поэтому для понимания смысла картинок самого начального этапа письменности надо представлять себе в общих чертах образ жизни людей того времени.
– Тайна исчезла. Вместо блестящего клада в ней оказалась серая повседневность, – с горькой усмешкой протянул Алексей.
– Но зато стала известна истина. А это главное, – совершенно серьёзно сказал Дмитрий Викторович. – Кстати, всё вполне логично: все древние памятники письменности, будь то шумерские глиняные таблички или новгородские берестяные грамоты, представляют собой именно хозяйственные отчёты. Обеспечение надёжной, в отношении еды и одежды, жизни было важно для людей во все времена.
Алексей на минуту задумался.
– Но всё же хочется найти в книгах чего-то более… возвышенного что ли, так сказать, чистую науку, – сказал он.
– Ты склонен к математике? – поинтересовался Дмитрий Викторович.
– Ну… можно сказать, – неуверенно ответил Алексей.
– Что же в математике тебе нравится?
– Точность и определённость. Это мне напоминает установление взаимосвязей между людьми при раскрытии преступлений, как в детективе.
Алексей стал говорить уже совершенно откровенно. Ни с кем раньше, даже с отцом и с тётей, он так открыто не говорил.
– Но в математике ещё очень много нераскрытых тайн, – заметил Дмитрий Викторович.
– Да, я знаю. Теорема Ферма, например, – поспешил показать свою осведомлённость Алексей.
– Скажем так, отчасти, – уточнил Дмитрий Викторович. – Теорема Ферма доказана в девяностых годах. Но только с помощью таких методов, каких даже близко не было во времена Ферма. Поэтому методы Ферма нам так и остались неизвестны.
– А-а-а… значит, тайна всё же осталась, – обрадовался Алексей.
– Не совсем так, – улыбнулся Дмитрий Викторович. – Из установления общей формулы справедливости математического выражения теоремы для показателя степени «два» легко можно доказать невозможность справедливости этого математического выражения теоремы для более высоких степеней. И это доказать во времена Ферма было нетрудно.
– Да-да, я понял. Я не смогу прямо сейчас доказать теорему Ферма, но мне понятен путь, о котором вы рассказали.
На лице Алексея было чувство удовольствия, как в детстве после съеденного шоколада. Потом он спросил: