— Откройте, это я, Божка.
Он сидел неподвижно, обессиленный страшным открытием. Вот к нему рвется настоящая жизнь, чистая, молодая, горячая, а он не может открыть ей дверь. Спрятанный сетчатой занавеской, он смотрел, как она уходит, все время оглядываясь на дом, на который в этот роковой день она возлагала робкие надежды и который на ее призыв ответил молчанием. Квису хотелось разбить запертое окно, высунуться и позвать. Иди сюда, девочка, вернись, сжалься над моей бедой, над моей пустотой и одиночеством. Не бойся, я — обломок человека, только скорлупка и никогда не был ничем больше. Я не жил, слышишь, а ведь это бесконечная мука. Я положу голову тебе на колени, усну, вдыхая твой аромат, аромат золотого пармена, румянец которого зажжен солнцем, усну, буду погружаться в сон все глубже, и глубже, пока не уйду отсюда, вдохнув твой аромат, аромат молодости и жизни. Но тяжесть опустилась ему на плечи, словно кто-то оперся о них руками и прижимал его к креслу. Запах айвы такой тяжелый, что просто нечем дышать.
Белая стена дома напротив то освещается, то гаснет; когда облака затягивают лик луны, ветер дует, не переставая, и его гуденье напоминает шум плотины. Ты здесь, Либуше? Ах да, я знаю, что ты здесь. Пришла за своей долей добычи, но нести тяжесть ты мне не поможешь. Так это ты — моя суженая? Первая и последняя, единственный отзвук моей пустоты. Бери свою долю и уходи, откуда пришла. Наверное, уже сегодня я пойму, что такое жизнь, и научусь жить, как иные учатся игре на музыкальных инструментах, но тебе этого не дано и это нас окончательно разделит. Слышишь? Идут. Это не шум ветвей, качаемых ветром, это звучат шаги. Смотри хорошенько, потому что ничего другого ты не можешь, а у меня еще есть надежда. Сегодня ты увидишь, на что я способен. Говоришь, это чужие страсти? Я подчиню их и направлю к своей цели. Сегодня — эти. А завтра мне будут принадлежат все, слышишь, все!
Пани Катержины нет там, где она должна была бы быть, ее нет на широком ложе в спальне, затемненной тяжелыми шторами. Бургомистр находит ее гуляющей по коридору на третьем этаже. Светильники зажжены, и она, явно обрадованная его приходом, пошла ему навстречу, маленькая и хрупкая, в черном шерстяном платье. Ему показалось даже, что она совершенно пришла в себя после обморока, случившегося днем, и выглядит намного лучше, чем в последнее время. Прочитав в его взгляде упрек и опасенье, она мягко обняла его и прижалась, прежде, чем он успел их высказать. Потом подвела его к окну, и бургомистр почувствовал, что упивается ее запахом и любовью, словно впервые сжимает ее в объятиях. По пути пани Катержина потянулась к выключателю, и свет погас, не превратившись в темноту, словно от него остался бледный отсвет, становящийся все светлее по мере того, как привыкли глаза. Портреты Мохнов ожили в этом освещении, потому что оно тоже сродни воспоминанию, тоже заставляет время обернуться вспять и бежать против течения, и в этом потоке неразличимо смешиваются прошлое и настоящее. Бургомистр, который так и не привык к их взглядам, взвешивающим жизнь на весах последнего знания, идет, напряженный и прямой, словно ведет к алтарю невесту под сводом скрещенных мечей, каждый из которых может быть направлен в его сердце.
— Я не могла дождаться твоего возвращения, — говорит пани Катержина, когда они садятся у окна, рядом, рука об руку. — Посмотри, какая ночь. Жалко идти спать и хоть немного не порадоваться ее красоте.
Луна плывет над садом, прокладывая себе путь среди бушующих волн разорванных, мчащихся туч, как сверкающий корабль. Но бургомистр ненавидит луну. Сорвал бы ее с неба, если бы мог, и запрятал в самой глубокой пропасти земли. Из головы у него не выходит прошедший день, ему хотелось бы застать жену в спальне, куда не проникает ни один из этих коварных лучей, чтобы она спала и он сторожил ее сон. Но он не решается об этом сказать, подымает ее руку и целует и тихо сидит возле, решив приспособиться к ее настроению и наслаждаться тем, что она опять ему близка, как прежде.
— Ты хороший, Рудо, — говорит пани Катержина. — Как я рада, что ты со мной в эту минуту. Все счастье, которое я знала в жизни, было потому, что ты был со мной.