Она пожала плечами. Все было так, словно вдруг исчезли годы разлуки, словно он никогда никуда не уезжал и она до сих пор была милой девочкой, которая вместе с ним и Жаном играла и искала приключения.
– Ты победила только потому, что уже привыкла к воде. – Он содрогнулся. – А я заледенел.
Была еще только середина мая, слишком рано для купания.
– А, так теперь в твоем проигрыше виновата холодная вода? Или ты все же решишься признать тот факт, что я уже выросла и могу победить тебя, играя на равных. – С этими словами она снова плеснула на него водой. Пьер, хотя и сжался от холода, улыбнулся и кивнул ей в ответ:
– Наверное, ты права. Многое изменилось, пока меня не было.
Ее теплые карие глаза смотрели на него с восхищением.
В течение тех нелегких месяцев, когда он ссорился с отцом, когда его закружила собственная злость и отвращение, когда он превращался в жуткое чудовище, она продолжала следовать за ним по пятам и слушать его.
Она не обвиняла его, не кричала на него, как делал отец. И теперь, увидев то же восхищение в ее глазах, Пьер испытал боль и осознал, насколько же ему не хватало ее дружбы.
– Я рад снова видеть тебя, Анжелика, – тихо сказал он, подплывая так близко, что их ноги почти соприкоснулись.
– Я тоже рада тебя видеть. – Она опустила голову, словно стыдясь своего признания, но тут же ахнула: – О боже! – увидев совсем рядом его голую грудь.
Он пожал плечами. Ну и что с того, что он без рубашки? В детстве она не раз видела его без одежды.
Она начала отплывать, и, хотя вода закрывала ее по плечи, Пьер был достаточно близко, чтобы увидеть синяки на ее шее и то, как мокрая нижняя рубашка облегает ее повзрослевшее тело. Ее прерывистое дыхание еще больше привлекало внимание к влажному декольте.
Волна жара накрыла Пьера, и он не мог заставить себя отвернуться, вдруг осознав, что она действительно больше не маленькая девочка. И он уже не маленький мальчик.
Она стала женщиной – красивой и взрослой женщиной.
Анжелика, подняв взгляд, заметила, куда он смотрит, снова ахнула и забила ногами, чтобы отплыть на безопасное расстояние, к берегу и бревну, на котором осталась ее одежда.
Он нырнул, позволяя ледяной воде привести его в чувство. О чем он только думает? Анжелика – его младшая сестричка, ничего более.
Пьер вынырнул, отфыркиваясь от воды.
Она начала выходить на берег, но остановилась и обернулась:
– Отвернись, Пьер. Мы больше не дети.
– Oui. Я заметил, – ответил он, не удержавшись от улыбки.
Она нахмурилась, явно желая, чтобы он подчинился ее приказу.
– Хорошо, ma chérie[5]. Если настаиваешь. – Он развернулся в воде так, чтобы смотреть в противоположном направлении. – Но поспеши, если не хочешь, чтобы я подсматривал.
– Лучше не надо. – Ее голос заглушила поспешно натягиваемая одежда.
– Так почему ты плаваешь тут без одежды?
– Я не думала, что у меня могут быть гости.
Он покачал головой в ответ на такую глупость.
– Раз уж я сумел к тебе подкрасться, неужели ты думаешь, что другие вояжеры не смогут?
– Потому что все они до сих пор спят пьяным сном в своих постелях.
– Но все равно существует вероятность, что кто-то тебя увидит.
Она ничего не ответила. И почему-то ее молчание лишь подстегнуло злость, зародившуюся в его груди.
– А как же индейцы? Они заполонили весь остров.
– Со мной все будет хорошо.
– Как в то утро, когда я оторвал пальцы того британца от твоего горла?
– У тебя нет права злиться на меня, Пьер.
– Почему? – Он развернулся к ней лицом, не беспокоясь о том, что она могла не успеть одеться. Но она уже натянула юбку и верхнюю рубашку, которые липли теперь к ее влажной коже и мокрому нижнему белью. – И почему бы тебе не быть осторожней?
Она потянулась за капором, но уперлась руками в бока и уставилась на него.
– К твоему сведению, я тайком носила еду твоей матери. Без этих моих визитов каждое утро она давно умерла бы от голода.
Злой ответ умер на его губах, пронзенный острым клинком вины, терзавшим Пьера со времени возвращения на остров. Если бы он остался тут на зиму, он смог бы позаботиться о матушке, а Анжелике не пришлось бы так сильно рисковать.
Сердито выдохнув, Пьер снова нырнул и поплыл к берегу. Ледяная вода обжигала щеки.
Тяжелый запах недавно оттаявшей земли заполнил его ноздри. Привкус вины так и остался на языке.
Не его вина, что матушка чуть не умерла от голода. Он не знал, что она ослепла и больше не может о себе позаботиться. И не предполагал, что ситуация с едой на острове стала настолько отчаянной.