Мира Айрон
Свет твоих глаз
Глава первая
Февраль 1982 года.
— Ого, мои любимые пирожки! — воскликнул Анатолий, усаживаясь за стол.
Дочь Анатолия и Людмилы, пятилетняя Юля, запрыгала и радостно захлопала в ладоши:
— Пирожки, пирожки, пирожкииии! Урррааа!
— Ты же знала, — улыбнулась Люда. — Помогала мне. Мы с тобой вместе пришли домой, я сегодня в первую смену работала. Теперь шагом марш мыть руки, помощница, и за стол.
Люда знала: дочка больше рада не столько пирожкам, о которых прекрасно знала, а тому, что папа пришёл с работы в хорошем настроении.
Анатолий Долгих работал фрезеровщиком на машиностроительном заводе — самом крупном предприятии в их городе, а Людмила, его супруга, была воспитателем в одном из ведомственных детских садов, подшефных завода.
Супруги Долгих поженились семь лет назад, когда Анатолий вернулся из армии. В армию он пошёл после окончания училища, и призван был во флот, потому, когда демобилизовался, ему было почти двадцать два года. Девятнадцатилетняя Людмила тогда только-только окончила местное педагогическое училище и начала работать в детском саду.
Познакомились, как это часто бывало в те времена, на танцплощадке в городском парке; начали встречаться, а через полгода сыграли свадьбу, — такую же, как у всех, — не лучше и не хуже.
Несколько лет жили в комнате ведомственного общежития, а год назад получили хоть небольшую и тесную, зато двухкомнатную квартиру с крохотной кухней и всеми удобствами. Не всем так везло, как семье Долгих, но Людмила прекрасно знала: дело тут не в удаче, а в том, что Анатолий — передовик производства, гордость завода, один из лучших работников.
Характер у Анатолия и раньше не был слишком лёгким, а при нынешнем положении вещей зачастую превращался в элементарно тяжёлый, порой деспотичный.
Нет, руку на жену и на дочь он никогда не поднимал, даже в подпитии, но и спорить с главой семьи ни Людмила, ни Юлька не решались: слово Анатолия всегда было решающим, в любой ситуации. Неважно, справедливое или нет, — решение Анатолия было единствнно верным.
Жена и дочь научились моментально определять, в каком настроении муж и отец явился с работы, и если настроение было плохим, вечер в семье проходил тихо. Телевизор включали еле слышно; Юлька не шумела и не прыгала — либо возилась с игрушками в своём уголке, либо рисовала, сидя за столом. Людмила не лезла к супругу с вопросами и не делилась новостями.
Если Анатолий приходил выпивши, он просто ложился спать, и тогда тоже никто не шумел. А бывали и такие дни, как сегодня, когда Анатолий находился в лёгком благодушном настроении. Однако даже в такие дни ласки от него не видели ни жена, ни дочь. Анатолий был абсолютно чужд проявлений нежности и добрых слов, не говоря уж о романтике.
А сегодня Люда чувствовала: временная радость продлится недолго, и испортит настроение мужу именно она, Людмила.
Юлька устроились рядом с отцом за столом, на котором стояли две большие эмалированные миски с пирожками: одна с жареными капустными из пресного теста, а вторая — из теста, приготовленного на кефире, — с рисом и яйцом.
В одной из маленьких мисочек была сметана, а во второй — растопленное сливочное масло.
— А ты почему не садишься? — муж удивлённо поднял на Людмилу небольшие серые глаза.
— Вы ужинайте, а мне пора, — Люда вытерла руки полотенцем, сняла фартук и косынку, поправила длинные русые волосы, убранные в косу.
— Куда это? — перестав жевать, спросил муж.
Тёмные брови сдвинулись, и между ними появилась вертикальная складка, — недобрый знак.
— У мамы собрание на заводе, — тихо сообщила Юлька, глядя на отца огромными серо-голубыми глазами-фиалками, такими же, как у Люды.
— Опять?! — выпрямился Анатолий. — Опять Мишка Мельников собирает? Похоже, придётся серьёзно с ним поговорить! Виданное ли это дело — от семьи людей по вечерам отрывать?
— Толя, так ведь давно не собирались, до Нового года ещё собрание было, в середине декабря. Почти два месяца прошло. Праздники скоро, День Советской Армии, а потом восьмое марта. Надо определиться с поздравлениями и с обязательствами к праздникам. А когда собираться, если не вечером? Днём все работают. Не в выходные же?
Люде было ещё двадцать шесть лет, и она состояла в комсомольской организации. К тому же, являлась не просто рядовым членом организации, а комсоргом в своём детском саду.
— Вот спасибо, что не в выходные хоть! Когда уже этот активист Мельников на покой уйдёт? — продолжал недовольствоваться Анатолий.