Нет, у меня не было намерения в первый же вечер вытягивать из нее рассказ о бедах и проблемах, что заставили девчонку сорваться с места. Но в перспективе я бы предпочел знать, что у моей домработницы за душой и каких еще сюрпризов от нее ждать.
Ника гремела сковородкой. По гостиной расползался запах еды – свежей, домашней. Не знаю, как домработнице, а мне стало уютно и как-то хорошо на душе. Захотелось сделать девчонке что-то приятное, помочь ей еще больше расслабиться, наградить за хлопоты.
– Почти готово, – сообщила она.
– Очень кстати. Что-то у меня аппетит разыгрался, – я поднялся с дивана, пошел к бару. – Выпьешь немного вина на ужин?
– Если только полбокала, – согласилась Вероника. – За компанию с тобой.
– Мне медики запретили алкоголь, – я выбрал бутылку красного полусухого, взял из стенки один бокал, подошел к столу. – Поддержу компанию простой водой.
– Тогда и мне не надо, – Ника взяла в руки блюдо, повернулась, чтобы переставить его на обеденный стол и толкнула меня под локоть.
Бокал выпал из моих рук, упал на плитку и под испуганный возглас Вероники с громким треском и звоном разлетелся на осколки.
– Черт! – ругнулся я, думая, как отловить Найджела и не дать ему порезаться, пока домработница уберет осколки.
Вероника попятилась, вжалась в подоконник, ссутулилась и втянула голову в плечи.
– Это случайно… – еле слышно выдавила из себя ненужное оправдание. – Я не хотела… Я возмещу… Он же дорогой был, да?
Девчонка стояла в трех шагах от меня и чем дальше, тем больше тряслась. Сжимала перед собой заломленные руки. Бормотала бессвязные слова…
8. Вероника. Прогулка
– Ника… – мужской голос доносился как сквозь туман.
Уши заложило. Сердце ухало в висках, не давая ни на чем сосредоточиться. Тело сжалось в ожидании тычка. Муж не бил меня, нет. Но мог толкнуть так, что я летела и со всей дури ударялась о мебель, падала, набивая синяки и ссадины.
– Ника, мне нужна твоя помощь…
Что-о? Какая помощь? Это… это не муж! Он бы никогда не попросил помочь. Он мог только приказывать, рычать и швырять в меня, как в собаку, что-то тяжелое.
– П-помощь? – сознание начало проясняться.
Я вдруг сообразила, что стою в чужой кухне, прижимаясь попой к подоконнику, а напротив стоит Эдуард – босиком среди осколков битого стекла, которые наверняка не видит. И рядом топчется, пытаясь понюхать ножку бокала, его пес Найджел.
– Ника. Посуда бьется на счастье. Но ты должна мне помочь. – Голос Скворцова звучал тихо, успокаивающе. Без злости и даже без упрека.
– Д-да… да! Сейчас! – я представила, как Эд делает шаг и наступает вон на тот торчащий зазубриной кверху осколок, как из его рассеченной ступни начинает хлестать кровь. Это отрезвило окончательно. – Только не двигайся!
– Не двигаюсь. И Найджела держу. Ты, главное, сама осторожно. Щетка и совок под мойкой.
– Я найду! Сейчас…
К счастью, я была обута: привезла с собой простые резиновые шлепанцы, как для бассейна. Оторвалась от подоконника. На подгибающихся ногах добрела до нужного шкафчика, нашла щетку, совок, наклонилась и начала сметать осколки из-под ног Скворцова. Заприметила в стороне, под столом, несколько стекляшек поменьше. Добралась и до них.
– Все. Крупные осколки собрала, но осталась пыль. Она тоже опасна. Подождешь, пока я помою пол?
– Подожду, – Эд переступил с ноги на ногу, выдохнул длинно и, как мне показалось, с облегчением. – Ведро и ветошь в ванной, в шкафчике.
Пол вымыла быстро. Без швабры – вручную. Только перчатки резиновые надела. На всякий случай протерла той же тряпкой подушечки лап лабрадора.
Эд помогал мне, присев на стул, и командуя:
– Найджел, сидеть. Дай лапу. Вторую.
Закончив, я бросила тряпку в ведро с водой и, не вставая с корточек, заглянула Скворцову в лицо:
– Ты правда совсем не злишься на меня?
– За что? – не понял он.
– За бокал… за то, что вы с Найджелом могли порезаться.
– Я виноват не меньше твоего, Вероника. Мама всегда говорит, что на кухне должен хозяйничать кто-то один, а второму не следует путаться под ногами. В крайнем случае – сидеть в уголке и помогать. У тебя на спине глаз нет.
Я представила у себя на спине, между лопаток, огромный выпученный глаз. Нервно хихикнула. Эд улыбнулся в ответ. Отпустил пса.
– Давай ведро. Пойду, прополощу тряпку и заодно помою руки, а ты накрывай на стол.
Он? Он сам будет полоскать грязную тряпку, возиться с ведром?!
Пока я хлопала глазами и пыталась найти какие-то внятные слова, Эдуард встал, подхватил ведро и ушел в ванную.
Я подошла к окну, высунулась в вечернюю прохладу, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Происходящее не укладывалось в голове. Скворцов не разозлился, и даже взял часть вины на себя! Решил помочь с окончанием уборки. Он вообще реальный? А то, может, я заболела, лежу в бреду, и этот мужчина мне только мерещится?
Но нет! Моей фантазии не хватило бы, чтобы придумать такого Эдуарда: профессорского сына, богатого мажора, не брезгующего взять в руки половую тряпку.
По предплечьям от холода побежали мурашки.
Я закрыла окно, вымыла руки и быстренько выставила на стол салатницу, блюдо с отбивными, глубокую тарелку с отварной картошкой, которую посыпала мелко нарубленной зеленью и полила растопленным сливочным маслом.
Вернулся Скворцов.
– Ну что, можно садиться ужинать? – он показательно облизнулся и погладил себя ладонью по животу, намекая, что очень голоден.
– Можно. Приятного аппетита. Что тебе наложить?
– Все!
– Всего и побольше? – вспомнила я цитату из мультика.
– Точно. – Эд продолжал улыбаться – одобрительно и ободряюще. Улыбка смягчала его черты, придавала лицу сокрушительное обаяние. Устоять перед ней было невозможно!
От сердца окончательно отлегло. Рядом с этим огромным мужчиной, мускулистым и бородатым, я вдруг почувствовала себя в безопасности куда больше, чем без него. Захотелось прижаться к нему, прислониться, почувствовать теплую кожу и тугие мышцы под ней – ту удивительную твердость мужского тела, которой никогда не бывает у женщин.
– Ника, присядь и тоже поешь. Мне тут еще голодных обмороков не хватало.
Я не стала кочевряжиться и вынуждать Скворцова уговаривать себя. Если он не видит ничего плохого, чтобы есть за одним столом с прислугой, то кто я такая, чтобы спорить?
Аппетит разыгрался не на шутку. Я взяла две отбивных, пару картофелин, нагрузила на тарелку целую горку салата. Это было втрое больше, чем обычно я позволяла себе по вечерам!
Свекровь всегда следила, чтобы, не дай бог, я не начала переедать и полнеть. И плевать ей было, что у меня в роду никогда не было толстых.
«Береги фигуру смолоду! Как мой сын сможет показаться с тобой на людях, если ты расплывешься?» – твердила она и лично убирала с моей тарелки то, что считала лишним. Вот зачем это было делать, если после ужина она уходила к себе домой, а я тайком, когда муж засыпал, шла к холодильнику и в темноте, сидя у стеночки, в спешке давилась остатками ужина?
Скворцов в мою тарелку не смотрел. Может, потому что ему зрение не позволяло. Как бы то ни было, а я наелась досыта и даже, кажется, немного переела.
– Ника, ужин очень вкусный. Ты отлично готовишь, – Эдуард тоже отодвинулся от стола и сыто вздохнул. Он не поскупился на похвалу и новую улыбку. – Ладно, ты тут хозяйничай, а нам с Найджелом пора на прогулку.
Лабрадор, услышав свое имя, тут же помчался в угол у входных дверей, схватил в зубы и принес хозяину поводок незнакомой мне конструкции. Поводок выглядел как трость длиной в метр, из нижнего конца которой тянулся шнур с карабином на конце.
– Найджел, мне переодеться нужно, – засмеялся Эд. – Сиди, жди.
– На прогулку? – переспросила я, провожая мужчину взглядом.
Понятно, что я тут домработница. Мое дело – посуду мыть, стирать, готовить. На прогулки со Скворцовым другая девушка будет ходить. Та, которую он полюбит, или хотя бы та, которая согласится стать суррогатной матерью для его ребенка.