Несколько раз я задавал себе такой вопрос, но все ж таки постучался к ним, потому что в глубине души верил в этих людей.
Одни знали меня по моим частым служебным приездам в лесничества, другие помнили еще с детства.
Первым, к кому я обратился, был Семен Рущак. Он попрежнему работал у Матлаха со своей дочкой Калинкой, и люди говорили, что Матлах не прогнал их после голодного похода только потому, что Семен был редкостный работник, на нем главным образом и держалась матлаховская первая ферма.
День был воскресный, и Рущака я застал дома. Мы давно не виделись, и оба были рады нашей встрече.
Семен торопился на ферму, я вызвался пойти с ним. Было еще светло, и жена его опасалась, как бы меня не заметил Матлах.
— Да, — говорил Семен, — он на тебя лютый, не дай боже, увидит! — Но нетерпеливое желание показать мне плоды своих трудов брало у Рущака верх над осторожностью. — Да ничего! — подмигнул он. — Мы не дорогой, а тропкой, через поток. Не отвык еще по жердочке переходить?
…На ферму мы добрались затемно. Скотники узнавали меня, подходили, здоровались.
— Смотрите же, Матлаху ни слова! — предупреждал их Семен.
— Сами, что ли, не понимаем! — обижались те.
Семен зажег фонарь и повел меня к коровнику. Но раньше чем войти, подозвал старика скотника и наказал ему:
— Если сам явится, смотрите, деду, не зевайте, а бегите сразу до нас.
— Добре, — крякнул дед, — я покараулю.
— Что, разве Матлах и ночью приезжает? — спросил я Семена.
— У него, черта, горячие уголья под задом. Носится!
Но как только мы переступили порог коровника, Матлах был забыт. Семен водил меня от стойла к стойлу, называя по кличке коров.
— Это Мица, Иванку, — говорил он. — Помнишь Мицу? А это уже дочка ее, ну, а здесь вот — всего лучше. — И голос Семена перешел на шепот. — Как ты советовал… я решил от того не отступать.
Семен поднял фонарь повыше, и в стойле, у которого мы очутились, я увидел корову серо-бурой масти.
— Наша! Карпатская!
— Ну да, наша! — подтвердил Семен и позвал: — Пчелка! — Пчелка, отворотив от кормушки тяжелую красивую голову, тихо замычала.
Мне вспомнилось, как я советовал Матлаху создать стадо из скота карпатской породы. Но Матлах об этом и слушать не хотел.
«Ведь если поработать над бурым скотом, — объяснял я, — он может стать не хуже, а, возможно, и лучше швицкого».
«Зачем же нам возиться, пане Белинец, — упорствовал Матлах, — когда есть готовые. Мне время дорого».
— Уговорил ты его? — спросил я Семена.
— И не старался, — усмехнулся Рущак, протягивая Пчелке пучок сена. — Мы его с Калинкой обдурили.
— Матлаха?
— А что ж! Я с того часу, как ты мне про серо-бурый скот рассказал, Иванку, ждал только случая, чтобы попробовать, и дождался. Отелилась у нас Медуница, добрая корова, швицкая. Ну, а телку мы и утаили от Матлаха, на волков свалили: волки задрали. Потом я ту швицкую телку увел в Воловец, а там и выменял. Мне человек с охотой за нее молодую карпатскую дал, Пчелку! Она и есть! Пригнали мы Пчелку на ферму, а я к Матлаху и говорю: «Селянский скот с потравы согнали. Как быть?» — «Нехай, — кажет Матлах, — постоит запертый, пока хозяева не объявятся, а объявятся — штраф!» Этого мне и надо было! — Семен рассмеялся. — Вот уже седьмой месяц пошел, а хозяева все не объявляются. Есть же такие нерадивые! Матлах было велел корову резать, а я ему ведро с ее молоком показываю. Грешно такую бить. Оставил… Ведь лучше других швицких! А сколько мы с Калинкой на нее труда положили, раздаивали, корм подбирали, чуть ли не в глаза заглядывали, чтобы узнать, что ей надо. И видишь, какую выходили!.. Это тебе, Иванку, спасибо.
— За что?
— За то, что подсказал.
— Подсказал тебе, а легло лишней кроной Матлаху в карман.
Семен насупился и замолчал.
«Все так получается, — подумал я с горечью. — Вот и здесь: к чему ни притронься, на что ни посмотри, — во всем труд Калинки, Рущака и частица моих знаний, а зашли мы сюда с Семеном таясь, будто воры…»
Мы сидели в проходе между стойлами на низеньких скамеечках для доярок. На полу перед нами коптил фонарь, но никто из нас не пошевельнулся, чтобы прикрутить фитиль. Я видел, что Семен не на шутку загрустил, и решил тут же немедля рассказать о цели своего приезда.
Выслушав меня, Семен заметно оживился.
— Не оставил ты это, Иванку? — сочувственно спросил он.
— Как видишь.
— Тянет, значит.
Семен только теперь укоротил фитиль и, подумав, произнес:
— Бороздочку я тебе на моей земельке дам… Ну, и на матлаховском лугу мы тоже пристроимся с тем меумом. А вот если повыше земля нужна, так поди до старого Федора Скрипки. Выше Скрипкиной земли нет.