— Кто такие? — забегая вперед, преградил им дорогу староста. — Сюда нельзя!
— Почему нельзя? — усмехнулся Куртинец, отводя от себя руку Казарика. — О нас говорят, мы и пришли послушать.
— Пан депутат! — узнав Куртинца, вмешался Новак, и лицо его побурело от злости, и подбородок дрожал. — Вас никто не приглашал. Вы должны удалиться отсюда.
— Пан отец, — ответил Куртинец, — я уйду только в том случае, если меня попросит об этом хозяин. А хозяин здесь не вы, и не староста, и не корчмарь. Хозяин — вот!
Куртинец обернулся к настороженно притихшим селянам и снял шляпу:
— Доброго здоровья!
— Здоровым будь!
— От себя и от товарищей прошу дозволенья нам остаться здесь. Как скажете, так и будет.
Смущенное молчание встретило эти слова. Потом начали шептаться.
— Не надо, мы и без них, — говорили одни.
— А может, то не беда, — мялись другие. — Пусть остаются, слава богу, мы каждого знаем…
«Делегаты» были растеряны и озадачены. Ими владели сейчас два противоречивых чувства: с одной стороны — страстное желание избавиться от недоимок, а с другой — совестно было перед пришедшими. Уж что-что, а случится какая беда или несправедливость, коммунистов звать на помощь не надо: они сами тут как тут. Начнут лютовать экзекуторы, кто против этого голос поднимет? Правду надо сказать в очи — кто ее скажет? Коммунисты. Память крепко хранила и девятнадцатый год, когда коммунисты делили между селянами отнятую у панов землю. Ох, и доброе было время!..
Куртинец терпеливо ждал, отлично понимая, что творится в душах сидящих перед ним селян.
— Я же знаю, — наконец сказал он, — что мы нежеланные здесь гости. Но давайте по справедливости. Нас, коммунистов, тут судят, — но слыханное ли дело, чтобы на суд не пускали подсудимого?
— Здесь не суд, пане депутат! — громко произнес Новак.
— Нет, суд, — ответил Куртинец, — и вы выступали в роли прокуроров. Теперь слово за нами.
— А что, правду говорит, — послышались голоса. — Надо по совести.
— Одного послушали, треба и других послушать.
Люди задвигались, потеснились, чтобы дать место пришедшим.
Совсем растерявшийся было Казарик пришел в себя.
— Сбор дальше продолжать неможно! — выкрикнул он. — Я закрываю сбор!
— Не торопись, — прервал Казарика Горуля. — Не твоя воля. И про это надо сначала у хозяев спросить, как хозяева скажут. Эй, люди добрые! Есть у меня думка: сбор не закрывать, а продолжать его, поскольку дела ведь и не решили.
— Не закрывать! Не закрывать! — пронеслось по корчме.
И как ни изворачивался медвянецкий староста и как ни стращал пан превелебный селян божьим гневом, люди стояли на своем.
— Продолжать сбор! — кричал громче других Федор Скрипка.
А между тем Новак и Казарик, пошептавшись, внезапно изменили свою тактику. Они призвали собравшихся к спокойствию, заняли свои места в президиуме, и председательствующий Казарик даже предоставил слово Куртинцу, но тут же, как бы между прочим, обратился к налоговым чиновникам:
— А вас, Панове, прошу продолжать свою работу, чтобы, як закончится сбор, все было готово, у людей дороги дальние.
Точно шелест пронесся в корчме и затих в дальнем углу.
Куртинец вышел на пятачок перед стойкой и, раньше чем начать говорить, неторопливым взглядом обвел лица глядевших на него селян. Некоторых он узнавал и улыбался им как старым знакомым. Разум и сердце подсказывали ему, что тό, о чем он должен был говорить с людьми, требовало не горячности красноречия, а разъяснения, и он начал свою речь спокойно, хотя и давалось ему спокойствие нелегко.
— Я не слышал, о чем говорил (вам тут отец Новак, — произнес Куртинец, — но я знаю, зачем вас собрали в этой корчме, знаю, какое письмо к пану президенту вас хотят заставить подписать, знаю, почему стоит на этих столах палинка и для чего приехали сюда паны податные чиновники. Давайте, люди добрые, по-хозяйски разберемся, почему все это панство теперь из кожи лезет вон, чтобы добиться от правительства запрета нашей партии коммунистов. Они ведь и раньше ненавидели нас, мы и раньше им поперек дороги стояли своей народной правдой. Уж не случилось ли что-нибудь такое, что заставляет их идти на все, лишь бы убрать коммунистов с дороги? Да, случилось.
Куртинец сделал паузу. Несколько селян, отодвинув от себя тарелки с салом, налегли локтями на столы, чтобы лучше слышать. Скрипнул стул под Новаком, и Горуля, наблюдавший за медвянецким старостой, заметил, как у того заблестел выступивший на висках пот.