Я вытаскиваю банку Фрут Лупс и наполняю тарелку Бена разноцветными колечками.
Брат уже занял привычное место и ждет, когда я подам ему завтрак, в то время как он мягко покачивается на стуле.
Когда я ставлю тарелку перед ним, Бен дергается. Дело в меньшем количестве хлопьев для завтрака, чем обычно. К счастью, мы прошли историю, когда нам нужно было подсчитать количество колечек. Однако Бен сразу же отмечает, что хлопьев стало меньше. Это хитрый план, но я решила, что такое утро требует чего-то особенного, и решила приготовить любимый воскресный завтрак Бена: блинчики с шоколадными каплями. Сегодня не воскресенье. Я знаю. Но тем не менее, достаю все ингредиенты и расставляю их в определенном порядке на кухонной стойке.
Мои приготовления заставляют Бена нервно пискнуть.
– Все хорошо, тигр, – я подмигиваю ему, – я готовлю нам блины.
– Я не тигр! – Его голос отражает беспокойство, а взгляд устремляется в пустоту. – Мы едим блины только по воскресеньям, – движение его руки становится беспокойнее.
– Я знаю, но сегодня мы сделаем исключение.
Первые колечки падают на пол.
– Сегодня не воскресенье, – сдавленно настаивает Бен.
Вот на что это похоже? Я в приподнятом настроении и все еще напеваю себе под нос. Быть днем в университете, выходить куда-то и некоторое время делать что-то только для себя, что-то, что делает меня счастливой. Я энергично отталкиваю мысли о голубых глазах Эштона и его дыхании на моей коже. Не он причина моего приподнятого настроения. Я просто радуюсь великолепному дню. В университете. Где я, возможно, пересекусь с Эштоном. Я закатываю глаза и выливаю на сковороду три маленькие лепешки из теста.
– Но ты любишь блины, – подчеркнуто спокойно говорю я. – И для вещей, которые ты любишь, время от времени можно сделать исключение, – я выкладываю на тесто аккуратный смайлик из шоколадных капель.
– Сегодня не воскресенье, – голос Бена становится пронзительнее. Его руки беспокойно двигаются в воздухе, и его взгляд блуждает от блинов, которые я ставлю прямо на стол к упавшим колечкам. Я поспешно отодвигаю тарелку и убираю стакан молока, который он чуть не сбил со стола. Это последняя капля, заставляющая переполниться бочку терпения Бена. Он отмахивается от меня, от стакана, который больше не стоит на своем месте. Кричит и сбрасывает блины со стола. Тарелка разбивается о пол, и смеющиеся шоколадные лица рисуют разводы на деревянных половицах. А лицо Бена уже наливается красным, но он не набирает воздух и продолжает кричать.
– Бен? – я пытаюсь достучаться до него. Безуспешно. Мое сердцебиение учащается, хотя я знаю, что это неэффективно. – Тигр? Бен? – никакой реакции. Вместо этого крик становится громче. Он так сильно раскачивается на стуле, что может упасть.
– Не хочешь почитать «Кролика Питера»? – я закусываю свои губы. Ни жалость, ни гнев, ни злость или упрек не могут прокрасться в мой голос. При этом все эти чувства так сильно сжимают мой живот изнутри. Я сглатываю. Как всегда. – Или мы посмотрим на звезды, – я судорожно вспоминаю, как называется первое созвездие. – Давай же, Бен. Андромеда, Близнецы, Большая Медведица, – он не реагирует. Вместо того чтобы продолжить список, он спрыгивает со стула. Его мышцы сильно напряжены, а кулаки сжаты. Брат слишком тяжело опускается на пол. Вторая партия блинов подгорает на сковороде, и едкая вонь заставляет его свернуться калачиком, резко биться головой и реветь. Громко. Пронзительно. Непробиваемо. Даже для меня. На самом деле я всегда нахожу способ достучаться до Бена.
Мама с растрепанными волосами и темными кругами под глазами появляется в дверном проеме. Ей потребовалась всего лишь доля секунды, чтобы оценить обстановку. Она спешит к плите и выключает огонь. Несет сковороду в сад, а затем распахивает окна, чтобы выпустить дым. Бен все так же визжит как резаный. Я бы давно охрипла, но в плохие дни он может кричать так несколько часов. И я молюсь, чтобы сегодня был не такой день.
Ложусь к нему на пол. Таким же калачиком, и смотрю на него. Я сосредоточиваюсь на своем дыхании, успокаиваю сердцебиение и начинаю рассказывать историю «Кролика Питера». Я знаю ее наизусть. Но вместо того чтобы успокоить его этим, у меня получается обратное.
– Сегодня не воскресенье, – говорит мама, садясь рядом с Беном, и вопросительно смотрит на меня. – Блины в четверг? Это все испортило, Харпс.
Эта истерика – моя вина. Я знаю это. Но то, что мама говорит мне об этом так прямо, вызывает у меня слезы на глазах. Я смаргиваю их, потому что они еще больше испугают Бена. И он бьет меня. Пинает мои эмоции, которые я не могу полностью удержать в себе.