Т р е т ь е: приносите с собой еду на целый день; некоторым из вас понадобится остаться здесь до тех пор, пока не зайдет солнце.
Ч е т в е р т о е: всем оставаться в больнице на ночь нельзя.
П я т о е: возвращайте назад бутылки и жестяные банки из-под лекарств, когда лечение будет закончено.
Ш е с т о е: в середине месяца к доктору должны прийти только тяжелобольные; в это время кончатся лекарства и доктор будет писать в страну белых, чтобы прислали новые.
С е д ь м о е: расскажите повсюду о том, что вы здесь сегодня слышали».
Слушатели глубокомысленно кивали головами в знак понимания и согласия, а затем... плевались, затевали друг с другом бесконечные шумные разговоры, уносили с собой медицинскую посуду. Словом, не выполняли ни одной из заповедей.
Вскоре начался утренний обход. Войдя в отделение, где лежали недавно оперированные им пациенты, Швейцер увидел, как один из них, круглоголовый, с упрямым лицом, блестящим от боли и пота, размотав бинты, показывает соседу свежий шов на животе.
— Что ты делаешь! — вспылил Альберт. — Ты можешь уйти на тот свет! Джозеф, скажи ему, что этого нельзя делать. Скажи им всем, что мои требования надо выполнять...
Испуганный больной прикрыл шов ворохом бинтов. Он смотрел на Огангу, недоумевая: чего он кричит, ведь дырка в животе уже зашита, и, сосед убедился собственной рукой, прочно зашита.
— Боже! Вы щупали шов руками... Только этого еще не хватало! Джозеф, скорее дезинфицирующие средства!
Альберт вновь обеззараживал оперированное место, а Елена старательно накладывала повязку.
Инцидент был исчерпан, но Альберта долго еще не покидало чувство какой-то внутренней неудовлетворенности. Думалось, все ли он делает так, как надо? Сумел ли найти подход к душам и разуму своих пациентов?
Ярка тропическая зелень, и на ее фоне особенно контрастно выделяются медленно растущие белые стены будущей операционной. К вечеру трудовое напряжение на стройке нарастало: спадала жара, приходила вторая смена рабочих, и только неутомимый белый доктор оставался бессменным прорабом и инструктором-строителем. Он ходил по площадке с собственноручно вычерченным планом больничных сооружений и давал указания рабочим.
— Что? Не ладится приготовление раствора? А ну-ка!
План брошен на бочку из-под извести и прижат кирпичом. Доктор берет лопату из рук рабочего и показывает, как надо приготавливать раствор. Рабочие восхищенно цокают языком.
— Молодец, Оганга!
Джозеф рассказывает соплеменникам, как вчера доктор учил молодых рабочих водить одноколесную тачку: он положил перед тачкой узенькую дощечку и ни разу не съехал с нее. И снова возгласы восхищения. А доктор, словно относится это вовсе не к нему, продолжает ловко орудовать лопатой. Он торопится домой. Дома его ждет почта из Европы.
Письма... Вести из родного Эльзаса, из милой Франции. От друзей. От матери. От отца. Долго томились эти белые четырехугольники в темных трюмах океанского судна, переплыли много морей, прежде чем попали на рабочий стол доктора в его скромном африканском доме.
За окнами черная тропическая ночь. Яркие, как пуговицы на мундире местного губернатора, звезды. Они еще не стали родными.
Елена задергивает шторы, зажигает лампу. В комнате становится по-домашнему уютно. Только начинающийся в джунглях еженощный концерт нарушает вечернюю тишину. Но к этим концертам супруги уже привыкли. Они научились не замечать их, как в Европе не замечали громыханья экипажей под окнами своего страсбургского жилища.
Вскрывает письма Елена. Это таинство она не хочет уступить мужу ни за что. Затем они садятся рядом и читают. О женитьбах и рождениях. О проблемах и заботах, которые сейчас так далеки от них. А вот сообщение об интересном концерте. Оно прочитывается дважды. Вот долгожданное письмо от Ромена Роллана. Парижские новости, книги друзей — как все это далеко-далеко!
Во многих письмах Альберту чудятся тревожные нотки: напряжение на Балканах, пишут друзья, растет. Но Елена успокаивает его.
— Скоро мы поедем в Европу. Навестим всех, всех, всех. Пересмотрим все спектакли, все концерты...
До поздней ночи не гаснет свет в окнах докторского дома. Елена и Альберт пишут письма. Они рассказывают о своих заботах, о своих новых друзьях.
Альберт готовился к очередному приему, когда прибежал Джозеф и с порога выпалил: