Но однажды Альберт с удивлением отметил, что статуя адмирала занимает его воображение меньше, чем фигура негра, лежащего у подножия памятника.
Автором памятника адмиралу был скульптор Бартольди, уроженец Кольмара, позднее достигший славы как создатель знаменитой американской статуи Свободы. Поверженный негр — одна из самых впечатляющих работ Бартольди: мускулистый исполин, такой сильный и все-таки брошенный наземь — над этим стоило подумать. И Альберт думал о судьбе негра, думал как о близком человеке, нуждающемся в помощи.
«Всякий раз, — вспоминал позднее А. Швейцер, — когда мне приходилось идти на Кольмарский вокзал или с вокзала, я просил, чтобы мы шли в обход и попали бы к памятнику... Будучи уже гимназистом в Мюльхаузене, сохранил я обычай при каждом посещении Кольмара навещать моего черного друга...
Эта статуя Бартольди доносила до меня зов Африки, которому я затем и повиновался».
Ученик сельской школы Альберт Швейцер очень любил читать. Книги отца и стихи немецких поэтов, сказки и сочинения на исторические темы — все это давало пищу для размышлений, для выработки первых наивных и по-мальчишески строгих воззрений на жизнь.
Давнюю неприязнь к военным, которые заковывают людей в железо, теперь подкрепляло чтение газет. Прирейнские газеты в это время обсуждали еще итоги минувшей франко-прусской войны. На их страницах можно было прочесть о том, что потери человеческих жизней в трех последних войнах (немецко-датской 1864 года, прусско-австрийской 1866 года и франко-прусской 1870 — 1871 годов) составили более трехсот тысяч и что грядущие военные катастрофы принесут еще больше человеческих жертв...
В Эльзасе, который только незадолго до рождения Альберта стал немецким, новые хозяева развили бурную деятельность: искоренялся французский язык и французские традиции. Население восстанавливалось не только против французов, но и против евреев.
Нужно было иметь твердый характер и какие-то, пусть еще и наивные, но свои убеждения, чтобы в подобных условиях пойти против течения. Альберт не побоялся порвать с товарищами, остаться в одиночестве, но не отступил от принятого им решения — защитить достоинство обездоленного человека.
Произошло это так. В Гюнсбахе вот уже много лет появлялся бродячий торговец — еврей, которого звали Мойше. Он был бедно одет и носил старую шляпу, больше похожую на грачиное гнездо.
Его мелочные товары плохо покупали, и он брел от дома к дому, провожаемый деревенскими мальчишками.
Комки грязи и насмешки, дерганье за полы пальто и плевки — это могло вывести из себя кого угодно, но Мойше спокойно шел вперед, ведя в поводу своего маленького ослика.
Однажды Альберт встретился с Мойше взглядом, и мальчика поразили глаза этого старого, всеми презираемого человека. В них сквозила печаль и добрая усмешка, и взгляд их напоминал мальчику выражение глаз негра, поверженного у подножия памятника в Кольмаре...
Альберт оценил выдержку и мужество Мойше. С тех пор он начал почтительно приветствовать старого торговца. Несмотря на смех и задирания мальчишек, Альберт при встречах с Мойше кланялся ему и осведомлялся о его здоровье.
В дневнике мальчик записал:
«Я не должен слепо подражать другим только для того, чтобы стать для них хорошим. Общее мнение будет и моим только в том случае, если оно отвечает моему внутреннему убеждению. Боязнь чужих насмешек я должен преодолеть...»
Быть как все, если это касается трудностей, и не быть как все, если это противоречит его убеждениям, — таков девиз всей жизни Швейцера.
Глава II.
Прощай, отчий дом!
Осенью 1884 года, когда Альберту исполнилось девять лет, в доме пастора Швейцера собрался семейный совет — решался вопрос о том, куда же определить мальчика продолжать ученье. Отец говорил, что оставаться Альберту в сельской школе больше не следует. Он с удовольствием устроил бы сына в гимназию, но ближайшая гимназия находилась в городе Мюльхаузене, далеко от Гюнсбаха. Не повлияет ли на ученье мальчика его разлука с семьей — это обстоятельство смущало пастора.
Адель Швейцер поддерживала в муже это сомнение и советовала подождать еще год-другой.
Было принято промежуточное решение — послать Альберта на год в реальное училище в Мюнстер, который отстоял всего лишь в трех километрах от Гюнсбаха.