«С этой коллективной заразой надо бороться, — думал Швейцер. — Им надо показать, что и немцы, и французы одинаково не хотят войны».
На другое утро доктор, получив разрешение начальника лагеря, отправился в деревню один. Улыбаясь и дружески раскланиваясь, шел он по улицам. И когда какой-то крестьянин бросил в него комом земли, он остановился и на чистейшем французском языке спросил:
— Простите, но что я вам сделал?
— Ты бош, — последовал ответ.
— Но я же не бросаю в вас землей, потому что вы француз?
— Ха-ха-ха!. — засмеялся крестьянин. — Еще бы! Но попадись я тебе по ту сторону Рейна...
— Я бы никогда не поднял руку на безоружного!
Крестьянин внимательно посмотрел на Швейцера и отвернулся. Доктор попрощался, на что крестьянин не ответил, и пошел дальше.
Вскоре у Альберта Швейцера появились в Сен-Реми дела. Возвращавшиеся с фронта солдаты занесли в деревушку эпидемию гриппа и дизентерии. Старый деревенский врач не успевал даже обойти всех больных и поэтому обратился за помощью к Альберту Швейцеру и через него к другому врачу — заключенному, доктору Швобу.
Но плоды шовинизма были посеяны так глубоко, что сначала жители Сен-Реми ни за что не хотели пользоваться услугами эльзасских врачей. Растопить лед недоверия помог случай. Однажды ночью доктора Швейцера срочно вызвали к тяжелобольной крестьянке: найти другого врача родственникам больной не удалось. Всю ночь в тесной крестьянской комнате боролся Альберт Швейцер за жизнь больной женщины. К утру угроза смерти миновала.
Весть о спасении Швейцером умиравшей женщины быстро облетела всю деревню. Люди удивлялись:
— Почему бош помог француженке выздороветь?
Крестьянки, набиравшие воду у колодца, провожали глазами коренастую, крепко сбитую фигуру доктора Швейцера и размышляли вслух:
— А может быть, не все боши плохие?
Ледяная глыба вражды и неприязни явно таяла.
С того памятного дня у доктора Швейцера не было отбоя от пациентов, и когда 12 июля 1918 года он вместе с другими эльзасцами покидал Сен-Реми, многие жители деревни пришли проводить его. Доктор и его пациенты расстались друзьями.
Как забытый сон, промелькнула за окнами вагона нетронутая войной Швейцария. И вот кондуктор объявил:
— Приготовьтесь к досмотру. Через полчаса будем в Германии.
На границе человека № 65432 и его жену встречали заранее извещенные отец Елены, профессор Бреслау, и его супруга.
Слезы, счастливые восклицания и объятия, объятия, объятия!
Елена со своими родителями поехала дальше, в Страсбург. Альберту пришлось остаться на таможенном пункте для выполнения различных формальностей. Только через сутки поздно ночью он смог выехать в Страсбург.
Швейцер шел по ночным улицам. Дома стояли, как черные немые крепости. Кругом ни огонька, ни звука. Собор святого Николая, кирха Вильгельма были обложены мешками с песком. Вместо стекол в их окнах виднелись деревянные щиты.
К дому профессора Бреслау, который находился на окраине Страсбурга, Альберт в эту ночь не смог добраться. С трудом он разыскал дорогу к дому фрау Фишер, у которой он еще задолго до войны снимал квартиру.
На громкий стук дверь открыла служанка фрау Фишер.
— Боже мой, Вероника, как вы изменились!
— О, какая встреча, господин профессор! Я сейчас позову госпожу! ..
Как и следовало ожидать, остаток ночи пролетел во взаимных расспросах. Доктор узнал о тяжелых испытаниях, выпавших на долю страсбуржцев, и сердце его с новой силой защемила тоска по отцу, по родному дому.
— Оставайтесь, господин доктор! — приглашала хозяйка. Но Альберт горячо поблагодарил за гостеприимство и, как только рассвело, отправился разыскивать Елену.
Утром город выглядел еще более печально. На мостовых валялись осколки камня и стекла. Редкие прохожие опасливо жались к стенам.
Дом профессора Бреслау уцелел. Здесь Альберта ожидал скромный военный завтрак и опять объятия. Объятия и расспросы.
— А расскажи-ка, как ты замаскировал рукопись книги? — спрашивал, например, тесть. И выслушивал, от души смеясь, почти детективную историю спасения рукописи будущей книги «Культура и этика».
Через несколько дней Елена и Альберт отправились в Гюнсбах. Родители Елены советовали им подождать, но Альберт рвался на родину, и они уступили.