Выбрать главу

Оба они уже потеряли счет времени, как вдруг из-за мыса показалась ламбаренская пристань. Под проливным дождем, сила которого, казалось, еще более возросла, путники подвели лодку к пристани и начали выгружать свои сокровища. Эти шестьдесят четыре черепицы и впрямь были сокровищем: ведь они едва не стоили жизни доктору и его юному спутнику.

Но сейчас все опасности и волнения были позади. Улыбаясь друг другу, Альберт Швейцер и Ноэль Джиллеспи бережно переносили черепицу на берег. Они не могли быть более счастливыми, если бы даже привезенные ими в Ламбарене черепицы оказались отлитыми из чистого золота.

***

По ночам доктору снятся кирпич и черепица. А утром — очередной прием больных, непременный обход строительства. Доктор похудел, осунулся. От недосыпания — под глазами черные круги.

Ко всем неприятностям в конце августа прибавилась еще одна: предстоящий отъезд Ноэля. Швейцер успел полюбить своего неунывающего земляка-эльзасца. Он в полную меру оценил трудолюбие и выдержку юноши. И вот теперь — расставание: Ноэлю надо возвращаться в Англию, чтобы продолжить занятия в Оксфордском университете.

— Кто знает, — утешает доктора Ноэль, — может быть, я не раз еще приеду в Ламбарене. Мне очень понравилось в Африке!

Но доктор не обольщает себя надеждами. Конечно, Ноэль отличный помощник, хороший друг, но разве можно требовать от молодого человека, чтобы он, бросив все, заточил себя в джунглях? Только убеждение в полезности работы здесь, выстраданное и ставшее частью самой натуры, может подвигнуть на эту полную лишений и опасностей жизнь...

«Алемба» дала прощальный гудок.

— Пишите! — крикнул Швейцер. — Напишите и моим! Сообщите, что я здоров, бодр и весел!

Пароход скрывается за мысом. Пора возвращаться в госпиталь. Но доктор стоит на пристани и не трогается с места. Он думает о Елене, о своей маленькой и смешной дочурке Ренате. Как ему не хватает их сейчас!

Побыть наедине со своими мыслями доктору, однако, не дали. На пристань прибежал Акага. Он сообщил, что из деревни Игендя привезли тяжелобольную женщину.

Швейцер в последний раз взглянул вслед удалявшейся «Алембе» и заторопился в госпиталь.

***

В октябре стало очевидным, что области Огове грозит голод, так как сухое время в этом году оказалось очень коротким. Приходившие в госпиталь из дальних и ближних деревень люди жаловались: гниют посевы, гниют плоды на деревьях. Доктор приказал ввести в госпитале строгий режим экономии.

Как-то вечером, когда он сидел над списком продуктов, которые надо было заказать с ближайшим пароходом, в дверь постучали. Стук был робким и неуверенным.

«Кто бы это мог быть?» — подумал Швейцер, а вслух громко сказал:

— Войдите.

Дверь приоткрылась — и в щель протиснулась голова.

— Джозеф! — крикнул доктор и, вскочив из-за стола, бросился обнимать своего первого фельдшера.

Но Джозеф почему-то не переступал порога комнаты. Он мял в руках старую военную фуражку и молчал.

— Джозеф, да войди ты в комнату! — радостно кричал доктор.

Джозеф шагнул в комнату и заговорил медленно и торжественно, как он здорово умел это делать:

— Оганга, я тебя обидел. Я виноват. Я покинул тебя и фрау Елену в трудное время. Я работал у многих белых господ, но нигде мне не было так хорошо, как у тебя. Когда я услышал, что ты снова в Ламбарене, я бросил все и пришел сюда. Не прогоняй меня, Оганга!

Доктор был растроган. На радостях, забыв об экономии, они соорудили вдвоем шикарный ужин и проговорили до поздней ночи, вспоминая 1913 год, первые шаги госпиталя.

А утром Джозеф, словно он никуда и не отлучался, ретиво приступил к выполнению своих обязанностей. Энергичный, хорошо знающий фельдшерское дело, он оказывал доктору немалую помощь.

Вскоре к нему присоединился второй фельдшер, которого звали ГʼМба. Он был исполнителен и трудолюбив, но не имел никаких представлений о порядке и чистоте.

На этой почве между ним и чистюлей Джозефом происходили частые забавные стычки.

— Ты несешь Оганге бинт? — спрашивал Джозеф.

— М-м-м, — мычал ГʼМба.

— Где же он?

— Вот, — и ГʼМба доставал бинт изо рта.

— Зачем ты его положил туда? — сердился Джозеф.

— А у меня руки грязные, — объяснял ГʼМба.

Швейцер постоянно вспоминал своего верного помощника НʼКендью, которого он когда-то спас от смерти. Но, несмотря на предпринятые доктором широкие розыски, НʼКендью оставался пропавшим без вести.