Сердце доктора разрывалось от горя и сострадания, но он ничего не мог поделать. Елене он писал: «К несчастью, беда делает человека здесь не находчивым, а, наоборот, робким».
Почти одновременно с обострением голода в Ламбарене и его окрестности пришла тяжелая эпидемия дизентерии. Начиная с июня, число дизентерийных больных постоянно возрастало.
— Как их изолировать? — мучился доктор над неразрешимой проблемой. — Ах, если бы госпиталь имел еще пару бараков! Можно было бы оборудовать их отдельными туалетами, чтобы дизентерийные бациллы не заражали чистые источники.
Отличным помощником в это трудное время оказался доктор Марк Лаутербург. Он принимал больных с утра до позднего вечера, и, несмотря на утомление, шутил:
— Мне кажется, сегодня к нам съехалось пол-Африки!..
ГʼМба, которому Джозеф перевел восклицание доктора Лаутербурга, принял его всерьез и со своей стороны заметил, покачав головой:
— Нет, в нашей Африке меньше людей. Эти, наверное, уже из соседней Африки приехали.
Джозеф схватился за живот:
— Ой, что он говорит: соседняя Африка! Ты, ГʼМба, думаешь, что Африк несколько?
— А то как же? — удивился ГʼМба.
Джозеф хохотал и не мог выговорить ни слова. Наконец, обращаясь к Лаутербургу, он выдавил из себя:
— НʼЧинда, ой-ой-ой! ГʼМба сказал... что... Африк... не одна... ой! oй!.. а много...
— Конечно, много, — невозмутимо откликнулся Марк Лаутербург, — а будет еще больше.
Озадаченный Джозеф перестал смеяться и с опаской посмотрел на доктора: не переутрудил ли он себя за двенадцать часов беспрерывной работы?
В середине октября 1925 года у Швейцера вдруг созрело смелое решение. Уже давно задумывался он над тем, как бы построить большой госпитальный поселок в трех километрах выше по Огове, близ деревни Адолинанонго, там, где стоял «дворец» сына короля НʼКомбе. В начале октября он еще раз съездил в эту деревню, чтобы подробнее ознакомиться с местностью. Она показалась доктору идеальной: широкая котловина, выходящая к реке; над ней возвышался холм, на котором можно найти отличное место для жилых домов.
Держа свой план до поры до времени в секрете, Швейцер отправился к начальнику округа с просьбой выделить на концессию в районе деревни Адолинанонго семьдесят гектаров земли. Начальник округа, хорошо относившийся к доктору, уважил его просьбу.
Когда Швейцер в самом лучшем расположении духа вернулся от начальства, он собрал всех врачей, сестер и фельдшеров и обратился к ним с необычно длинной речью:
— Мы были бы готовы сразиться с дизентерией, если бы у нас имелись бараки-изоляторы. Мы можем не опасаться голода, если на собственной земле посеем маис. Но здесь, где мы только гости миссии, у нас нет места. Чтобы осуществить все это.
«Зачем он рассказывает нам обо всем этом? — подумал доктор Нессман. — В госпитале сейчас и без того хватает мороки!»
— У нас нет хорошей приемной. Консультационная комната так мала, что врачи и сестры постоянно мешают друг другу, — продолжал доктор. Уже седеющий, но все еще подвижный, энергичный, он прочно стоял на земле и говорил веско и в то же время вдохновенно. — Я хочу предложить вам подумать над проектом, осуществление которого поможет нам в решении этих задач. Мы должны построить новый госпиталь. Мы построим госпиталь, который будет больше, светлее, чище. Я знаю уже, где...
Слушатели сначала, казалось, онемели от удивления. Затем оно сменилось взрывом аплодисментов и дружескими поздравлениями. Сотрудники окружили Швейцера, расспрашивали его. Фельдшеры-африканцы и оказавшиеся неподалеку больные смотрели на них, не понимая, что происходит. Они никогда еще не видели своих белых друзей в таком волнении. Только Джозеф, который понимал по-французски, перебегал от одной группы к другой и торопливо говорил:
— Мы переезжаем... Новая больница будет, как дворец...
Вскоре на цоколе будущего главного здания госпиталя, возводившегося на новом месте, на еще мягкой цементной массе доктор сделал следующую надпись:
«А. Швейцер — инженер.
А. Швейцер — каменщик.
А. Швейцер — столяр».
К этому можно было добавить, что он был еще и планировщиком, и архитектором. На строительстве нового госпитального поселка энергия и целеустремленность Альберта Швейцера проявились как никогда раньше. В век разнообразных строительных машин, которые умеют корчевать пни и корни деревьев, рыть котлованы и траншеи, Швейцер с горстью добровольных помощников сам прокладывал путь через болота и заросли джунглей. Современные машины, окажись они в Ламбарене, быстро бы вышли из строя в этом ужасном климате, но люди выдерживали все: и сырость, и палящий зной, и опасности. В джунглях надо было бороться с природой лицом к лицу; нужны были человеческие мускулы, и сила человеческого духа.