Но Швейцера не останавливали трудности. Он не умел и не хотел перекладывать их на чужие плечи. В одном из писем к друзьям в Европу доктор писал: «Я думаю о жертве, которую моя жена и мой ребенок должны принести во имя улучшения и расширения госпиталя. Они ждали меня в гости в конце этой зимы. Но в связи с началом строительства нового госпиталя я смогу быть в Европе не раньше следующей осени. Без меня строить нельзя...»
В ближайшие дни — в ознаменование наступающего 1926 года — площадка для строительства нового госпитального поселка была полностью закончена. На обработанной ранее почве взошел маис, набирали силу бананы и хлебные деревья. Теперь можно было по-настоящему начинать возведение госпитальных зданий.
Швейцер на основе изучения местной архитектуры и своих поездок по Африке придумал особый тип дома, который представлял собой смесь доисторического африканского сооружения и современного дома. Крыша, крытая черепицей, держалась на стропилах из твердого дерева. И все это должно было покоиться на сваях, как дома, которые строятся в Африке в прибрежных поселках.
— Почему на сваях? — спрашивали доктора сотрудники.
— А потому, дорогие друзья, — отвечал Швейцер, — что я думаю о возможности наводнения. Если же я построю дома на холме, то местные жители не будут чувствовать себя хорошо в этих домах. Они привыкли жить поблизости от воды. Чтобы их лодки всегда были у них на глазах. Кроме того, при употреблении свай мы избежим влияния неровностей почвы. Убедил ли я вас? А если убедил, разрешите начать?
Проект Альберта Швейцера был одобрен. Начались поиски подходящих столбов. Часть сотрудников копала ямы под столбы. Другие приготавливали раствор и цементировали ямы, так как сваи должны были стоять прочно, словно литые.
С натруженными руками и угольно-черным лицом возвращается теперь домой Альберт Швейцер. Все дни напролет он пропадает в лесу, заготавливая сваи. Встречающий его Марк Лаутербург шутит:
— Вы, конечно, большой доктор, но не такой уж и белый.
Заготовлено четыреста свай. Можно приняться и за строительство, так как этих свай должно хватить по меньшей мере на пять строений.
В апреле — в удобное для строительства сухое время года — работы развернулись на полную мощность. Воодушевленный первым успехом, Альберт Швейцер трудится с необычайным подъемом. Ему удается увлечь личным примером не только врачей-европейцев, но и своих африканских сотрудников. На глазах растут каркасы будущих госпитальных зданий. Крыши сверкают новенькой черепицей. Стены из гофрированной жести рождаются диковинно быстро, как в сказке.
Фактически уже через несколько месяцев основные постройки были завершены. Большую часть рабочих Швейцер перебросил на работу по их внутреннему оснащению. К сожалению, выяснилось, что африканцы, как ни старались, не могли производить окраску стен. Дело в том, что они портили дефицитные кисти.
Альберт Швейцер обратился за помощью к врачам-европейцам и даже к медсестрам. Все они охотно согласились стать на время малярами. Только доктор Тренсц, который всего несколько дней назад прибыл из Европы на смену доктору Нессману, удивился вслух:
— Почему я, врач, должен заниматься такими делами?
Тоже недавно приехавшая в Ламбарене медсестра Гертруда Кох пристыдила Тренсца:
— Посмотрите на Старика (так новички называли Швейцера), он совсем извелся... Смотрите, смотрите, как он ловко действует топором, а ведь он тоже врач.
Тренсц не произнес больше ни слова и взялся за кисть. Прошло совсем немного времени (какая-нибудь неделя), и он понял, что от живущего в Ламбарене требуется быть не только академическим специалистом, но и ремесленником, умельцем, рабочим. Окончательно прозрел доктор Тренсц после случая с Матильдой Коттман и Эммой Хойзкнехт, о котором долго говорил затем весь госпиталь.
Как раз в разгар малярной кампании Эмма и Матильда, отвечавшие, кроме того, и за госпитальное хозяйство, отправились как-то утром покормить кур. Каково же было их удивление, когда, открыв курятник, они обнаружили там удава-боа. Оставшиеся в живых куры бросились к открытой двери. Удав, очевидно, дремал, переваривая пищу, но, почуяв переполох, зашевелился и понял, что добыча ускользает. Вслед за курами он метнулся к выходу, но Матильда быстро захлопнула дверь и налегла на нее плечом. Эмма защелкнула. замок и для верности приперла дверь палкой. Затем Эмма побежала к докторскому дому, а Матильда осталась сторожить пойманного разбойника.