Швейцер рассмеялся:
— Ты прав, Акага. Надо сделать их нашими союзниками.
Утром 2 августа 1941 года к Ламбаренской пристани причалил маленький речной пароходик. Среди немногочисленных пассажиров, сошедших на берег, оказалась и, Елена Швейцер. Ее никто не встречал. Она легко несла свой отощавший за долгую дорогу саквояж и жадно оглядывалась по сторонам. Вот миссионерская станция... Но — боже мой! — как она разрушена! Неподалеку от школы какие-то ямы... Да это же воронки от снарядов или от бомб! Неужели и сюда докатилась война?
У входа в госпиталь фрау Елену поразили бетонированные дома — «танки». Она шла и не узнавала госпиталя, так он изменился.
Вдруг из-за угла одного из бараков вышла женщина. Она показалась фрау Елене знакомой.
— Матильда! — слабо окликнула женщину фрау Елена.
Та обернулась. Мгновение всматривалась, приставив руку козырьком ко лбу, а затем метнулась к фрау Елене с криком:
— Какая радость! Фрау Елена! Откуда вы? — Она обнимала плакавшую путницу и сбивчиво расспрашивала: — Как вы себя чувствуете? Как вы рискнули? Что творится в Европе? — Затем, перебивая себя и не слушая того, что сквозь слезы лепетала фрау Елена, она начинала торопить старую женщину и причитала: — Ой, ой, ой, ой! Как обрадуется герр Альберт! Как он обрадуется!...
Так, охая и ахая, добрались они до докторского дома. Швейцер был уже на ногах и, услышав необычный в столь ранний час шум, вышел на веранду. Когда он выглянул из-за разросшейся зелени на улицу, он не поверил своим глазам. К дому шла Елена, его верная подруга и жена... Не чудо ли это? Еще вчера он сокрушался о том, что из Европы по-прежнему нет никаких вестей, а сегодня... такой дар судьбы!
Швейцер молодо, почти вприпрыжку выбежал встречать жену. Она упала в его объятия и затихла. И он ощущал, как бьется ее сердце, как дрожат ее руки, обнимающие его...
— Елена!.. Моя Елена!.. Как хорошо, что мы снова вместе!..
После завтрака все свободные от дежурств сотрудники госпиталя собрались в доме доктора Швейцера. Фрау Елена, пришедшая в себя и немного успокоившаяся, сидела в кресле и рассказывала о своем бегстве под бомбами из Эльзаса, об издевательствах чиновников-вишистов, о страшных концлагерях, куда на верную смерть отправляли французских патриотов. Когда она сообщила слушателям о том, что гитлеровцы напали на Россию, Марк Лаутербург воскликнул:
— В России фюрер завязнет!..
— Поживем — увидим, — раздумчиво произнес Ладислав Гольдшмидт. — Вспомните, сколько надежд мы возлагали на Францию?
— Дa, пока что фашистские танки рвутся к Москве, — заметил Альберт Швейцер.
— И все-таки я верю, что в России фашистов остановят. Если этого не произойдет, их танки в конце концов докатятся и до Ламбарене. После всего, о чем сегодня рассказывала фрау Елена, мне очень не хотелось бы этого, — настаивал НʼЧинда.
Его уверенность была подкреплена новыми известиями из России гораздо скорее, чем кто-либо в Ламбарене ожидал. Не успела фрау Елена войти как следует в дело, не покончили еще с кустарником на территории, отведенной под сад, как в начале 1942 года в Ламбарене пришла весть о битве под Москвой и о поспешном отступлении хваленых фашистских вояк...
Марк Лаутербург, который привез с миссионерской станции последнюю радиосводку Би-Би-Си, ходил как именинник. На его лице словно было написано: «А кто об этом говорил первым еще в августе? Разве не я?..»
Когда пришла пора сбора маиса и овощей, Швейцер пригласил в Ламбарене старого знакомого — колдуна из деревни, где жили родичи ГʼМба.
Гость приехал не один. Вместе с ним прибыли колдуны и знахари из многих окрестных деревень. Сопровождаемые Швейцером, они невозмутимо осматривали госпиталь. Ничто не удивляло их, ничто не поражало.
Но вот странную процессию повстречал один из белых пациентов, месье Берже.
— Кто это? — спросил он у Швейцера.
— Ревизоры, — ответил, улыбаясь, доктор. — Вожу их по госпиталю битый час и ничем не могу удивить.
— Зайдите ко мне, — пригласил Берже. — Надеюсь, я сумею сделать это.
Швейцер согласился.
Процессия неторопливо направилась к коттеджу, в котором жили белые пациенты. Перед дверью своей комнаты месье Берже попросил переводчика сказать гостям, что у него в комнате никого нет. Затем он вынул ключ, щелкнул замком и широко распахнул дверь. И вдруг навстречу пришедшим из комнаты зазвучал мужской голос. Кто-то невидимый на языке банту рассказывал старинную африканскую легенду.
Гости замерли на пороге комнаты. Входить в нее, несмотря на любезное приглашение хозяина, никто не решался. Наконец один из колдунов, глубокий старик, на котором совсем не величественно висело его пестрое одеянье, спросил: