— Если бы Альберт был дома, в Эльзасе, как бы широко праздновалось это событие!..
Но, может быть, имело глубокий смысл именно то, что, достигнув столь почтенного возраста, доктор Швейцер находился не на покое, а здесь, на своей второй родине, окруженный почитающими его соратниками и благодарными ему пациентами.
Оглянись Швейцер на прожитую жизнь, он мог бы увидеть десятки книг, написанных им, тысячи людей, спасенных им от смерти, но он не оглядывался назад, а предпочитал смотреть вперед. Недавно дочь Рена сообщила о своем замужестве и о том, что ждет ребенка. Так неужели же можно умереть и не взглянуть на внука? Не бывать этому!
И юбиляр шел на кухню, чтобы своим появлением в святая святых женской части ламбаренского общества вызвать переполох. И еще больший переполох вызвать внезапным сногсшибательным пожеланием видеть в праздничном меню такое блюдо, о котором в джунглях невозможно и помыслить. Дело в том, что доктор Швейцер перенес в Ламбарене традицию университетского общежития, согласно которой новорожденный мог сам составить меню праздничного стола. 14 января 1945 года новорожденный Альберт Швейцер высказал невероятное в условиях тропиков требование: он пожелал отведать жареного картофеля!
Когда женщины услышали об этом, они пришли в смятение. Это блюдо считалось здесь таким же редким и изысканным лакомством, каким в Европе была, например, русская паюсная икра.
Но пожелание новорожденного нельзя не выполнить, таков закон. И помчались в разные стороны гонцы. К вечеру одному из них удалось достать в богатой фактории десяток небольших картофелин. Ламбаренские кулинары ликовали: жареный картофель будет!
Фрау Елена регулярно получала теперь письма от дочери. Иногда писал и муж Ренаты, известный в Швейцарии органный мастер Жан Эккерт. Они сообщали о последних европейских новостях и выражали надежду на скорое свидание.
В Ламбарене все ожидали близкого уже конца войны. Усталые, истосковавшиеся по своим близким, люди жадно ловили каждую весточку с гремевших уже на полях Германии фронтов.
И все-таки, несмотря на это, известие об окончании войны пришло совсем неожиданно.
В понедельник, 7 мая 1945 года, Швейцер, как обычно, сидел после обеда за своим рабочим столом и занимался. Он спешил закончить несколько деловых писем до двух часов, чтобы успеть доставить их на пароход, который в половине третьего отправится вниз по Огове. Внезапно под окном докторской комнаты появился один из белых пациентов и прокричал:
— Нацисты сложили оружие!
Добрый вестник исчез так же быстро, как и появился. Швейцер отложил было в сторону перо, но поймал себя на мысли, что письма должны быть отправлены срочно. Только после того, как он вернулся с пристани, в госпитале зазвучал большой колокол.
Через несколько минут возле колокола собралось почти все население госпитального поселка, и доктор сообщил собравшимся о потрясающей новости: вторая мировая война окончена!
Во время ужина врачи и медсестры говорили без умолку. Каждый был полон всяческих планов и самых радужных надежд. Марк Лаутербург рассчитывал в ближайшее же время навестить родную Швейцарию. Ладислав Гольдшмидт высказывал различные предположения о том, насколько может быть разрушен Будапешт. Эльзасцы — Матильда Коттман и Эмма Хойзкнехт — и надеялись попасть на родину и сомневались, осуществима ли такая поездка. Фрау Елена мечтала о свидании с дочерью и внуком, а Швейцер говорил о том, каким усталым он почувствовал себя, когда, наконец, понял, что годы войны позади...
Ночью доктор не мог заснуть. Он прислушивался к тишине спящего поселка, созданного его волей, его руками, и думал все об одном: о судьбах людей, о судьбах войны и мира. Затем он достал книжку с высказываниями древнекитайского философа Лао-цзы и отыскал хорошо знакомую страницу с мудрыми словами:
«Покой и мир должны почитаться как наивысшее благо».
Доктор читал, а за окном, в тропической ночи, тихо шелестели под ветром пальмы, издавна означавшие символ мира.
Глава XI.
Голос разума и добра
Отгремела война. Но тяготы военного времени остались. В госпитале на Огове по-прежнему не хватало лекарств и продовольствия. Врачи и медсестры, рвавшиеся в отпуск, все еще не могли выехать в Европу.
Альберт Швейцер пытался восстановить довоенные связи. Он писал ученым и писателям, врачам и общественным деятелям. Но ответы приходили редко. Война разметала людей по всему земному шару. А иные не могли откликнуться, потому что их уже не было в живых.