Музыкального вечера не получилось. Гости бросились слушать радио. Вскоре во всех концах госпитального поселка слышалось:
— Хиросима... Нагасаки... Сотни тысяч сгорели... Ударная волна... Радиация
Слова были пугающе незнакомыми. Произносили их вполголоса. И, произнося, старались представить себе размеры бедствия, постигшего два японских города. Старались представить и не могли. Картины библейских ужасов — ада и адского пламени — и те бледнели перед известиями из Японии.
Альберт Швейцер одним из первых поднял голос протеста против применения американского атомного оружия. Как врач он понимал, что страшно не только его всесокрушающее действие в момент взрыва; непоправимы последствия радиационного излучения, которые невозможно предвидеть и предупредить. Они могут сказаться, писал доктор, через три-четыре поколения массовым рождением идиотов или уродцев.
Голос Швейцера был услышан за океаном. Знаменитый американский ученый-химик Лайнус Полинг в своей книге «Не бывать войне» вспоминает о том, какое большое впечатление произвели на многих американцев выступления «ламбаренского доктора» против атомной бомбы. Более активной становится в это время и переписка между Альбертом Швейцером и Альбертом Эйнштейном. Выясняется, что их взгляды по вопросу о необходимости запрещения атомного оружия полностью совпадают.
Швейцер внимательно следил за газетами, которые после войны начали приходить в Ламбарене. Газеты призывали «остановить большевиков», «создать мощную сдерживающую силу». Война окончилась, но мира еще не было. Борьба за мир только начиналась.
Особенно привлекали внимание доктора сообщения о многолюдных митингах, участники которых требовали запретить применение оружия массового уничтожения.
«Теперь, после Хиросимы, — думал доктор, — никто не может оставаться в стороне: эхо атомного взрыва отозвалось в каждом сердце. В новых условиях вопросы международной политики становятся делом совести народов мира».
Впоследствии эти мысли лягут в основу антивоенных статей доктора Швейцера и его знаменитой работы «Мир или атомная война?».
Между тем жизнь в Ламбарене шла своим чередом. И хотя с весны 1946 года почти полностью восстановилась связь с Европой, продовольствия и медикаментов доставлялось очень мало.
Марк Лаутербург в ожидании отъезда на родину занялся проверкой местных лекарственных снадобий. Он отправился в джунгли и более двух месяцев прожил в глухой деревушке, населенной пигмеями.
Местные жители, хорошо знавшие НʼЧинду по Ламбарене, ничего не скрывали от своего гостя. Вскоре Лаутербург установил, что постоянных лекарей у пигмеев нет. Их роль выполняют старейшина деревни или вождь племени. Знахарей-лекарей пигмеи называли «нзорксами», что в переводе означало «целитель».
Оказалось, что в качестве лекарств нзорксы широко использовали различные растительные вещества: отвары и припарки из трав, цветов, плодов, кореньев и коры деревьев. Из цветов дерева тоа и кустарника омбиенг приготовлялись, например, рвотные чаи. Плоды дерева кола оказывали эффективное стимулирующее действие. Употребление сока этих плодов позволяло пигмеям преодолевать большие пространства, восстанавливать силы и устранять усталость. Сок дерева икуй употреблялся против кашля, а в больших дозах — как снотворное средство.
Покидая гостеприимных хозяев, НʼЧинда увозил с собой эти и многие другие рецепты. Часть их затем нашла применение в госпитале на Огове.
Уже третий день с реки дул сильный ветер. Листья пальм на ветру словно вибрировали. К вечеру третьего дня с двух хижин сорвало крыши. Обветшавшие за время войны бараки трещали по всем швам. В госпитале опасались наводнения.
Альберт Швейцер чувствовал себя не совсем хорошо — сильно ныла спина, боль разламывала ноги — но лежать он не хотел. Взяв планшет и карандаш, он побрел к Огове. Встречные неодобрительно качали головами и советовали доктору вернуться домой. Он отшучивался и упрямо продвигался к реке.
Вот и Огове, вспененная, злая. Волны ходят по ней, готовясь ринуться на берег. Они ударяют в старые сваи и недовольно бегут вспять. Доктор идет вдоль ложбины. Вода по ней продвинулась особенно далеко. А за ложбиной — скат в сторону госпиталя. Еще немного — и вода хлынет к постройкам.
— Это, пожалуй, самое опасное место, — говорит сам с собой Швейцер. — Здесь мы возведем дамбу в первую очередь. Ее следует расположить, наверное, вот так.