— Слыхали, слыхали мы о победном шествии «Мистера Гофрированное Железо» по Штатам!
У самого дома на грудь доктору бросилась Чучу. Собака так истосковалась по хозяину, что оттащить ее от доктора было невозможно. Так, сопровождаемый Чучу, доктор с волнением переступил порог своего дома.
Немного отдохнув, доктор собрал персонал госпиталя и, оглядев хорошо знакомые и еще совсем незнакомые лица, сказал:
— Мне надо почаще уезжать. Я смотрю, без меня дела у вас идут весьма и весьма успешно.
Невозможно вообразить, какой шум поднялся после этих слов доктора. Матильда Коттман понимающе улыбалась, видя, как в глазах Швейцера вспыхивают озорные смешинки, но молодые врачи, столь наслышанные о ламбаренском кудеснике и жаждущие поработать под его началом, приняли заявление доктора всерьез и сейчас нестройно выкрикивали:
— Оставайтесь с нами!
— Не надо уезжать!
Когда шум несколько поутих, Швейцер обратился к коллегам с известием, которое всех взволновало:
— В ближайшие дни, друзья, мы начнем наступление на проказу. Желающие заняться опробованием новых лекарств пусть запишутся у доктора Перси.
В комнате снова возник было шум, но Швейцер поднял руку и продолжал:
— Это еще не все. Как только подойдут материалы и среди них то самое гофрированное железо, чье имя мне присвоили за океаном, мы, друзья, приступим к строительству лепрозория. Доктор Перси был настолько предусмотрителен,что уже почти полностью подготовил строительную площадку.
...В ближайшие дни центром госпитальной жизни стал строго изолированный барак для прокаженных. Швейцер лично осматривал больных. Незаживающие язвы, гниющие кости, струпья кожи — все это проходило перед ним, как в страшном сне. Безнадежных отделяли и переводили в специальную палату, а тем, у кого была хоть самая слабая надежда на исцеление, давали новые лекарства французского и швейцарского, бельгийского и американского производства. Как-то они подействуют на больных? Медсестры заносили имена получивших то или иное лекарство в особые тетради. Впредь за протеканием их болезни врачи будут наблюдать самым строжайшим образом.
Вечером, когда Швейцер выходил из душного барака на свежий воздух, у него кружилась голова и ноги ступали медленно и неуверенно. Над головой неправдоподобно ярко сияли созвездия южного неба. Ветер доносил с Огове еле заметную прохладу. Доктор смотрел на огни африканских костров и вспоминал костер на берегу озера Мичиган, вспоминал свою встречу с Эйнштейном.
Усталость как рукой снимало. Он спешил домой, чтобы скорей засесть за рабочий стол. Сегодня обязательно надо закончить статью о необходимости запрещения атомного оружия. Сторонники мира в Скандинавии просят срочно прислать ее.
Домa доктора ждут четвероногие друзья. Кошка Зици занимает свое место на рабочем столе. Собака Чучу ложится у дверей и чутко слушает мелодии ночных джунглей. А обезьяна Джулия... спит. Она уверена, что, пока вокруг друзья, с ней ничего не случится, можно спать спокойно.
Жизнь Швейцера в Ламбарене очень скоро вошла в обычное русло, словно никуда он и не уезжал. С утра доктор проводил врачебный обход. Затем спешил на строительство лепрозория. В послеобеденные часы консультировал врачей и медсестер. А когда наступала ночь и врачи, рабочие и больные укладывались спать, Швейцер и не думал о сне. В своем доме, который в целях предохранения от наводнения стоял на сваях, доктор при свете петролеум-лампы отвечал на письма и работал над третьим томом «Культуры и этики».
Далеко за полночь просиживал доктор над рукописью. Его рабочая комната одновременно служила ему и спальней. В этом ящикоподобном помещении, громко называемом кабинетом, размещались удобный рабочий стол собственной конструкции, кровать, умывальник и два табурета. На одном сидел сам доктор, а второй предназначался для посетителей. Окно рабочей комнаты было затянуто сеткой от москитов и других насекомых.
—Они ночью облепляют сетку и долго сидят неподвижно, словно наблюдают. Думают, наверное, что я каторжанин, — смеясь, говорил доктор.
Были в доме и другие, более удобные комнаты, но в одной из них стоял рояль с органными педалями, которым Швейцер очень дорожил, а в другой — получила приют любимая антилопа доктора.
В той комнате, где стоял рояль, по вечерам иногда собирались врачи и медсестры. Там велись длительные, задушевные беседы, а потом Швейцер садился за рояль и играл Баха. Эта традиция родилась давно и сохранялась новыми сотрудниками госпиталя.