Швейцер рассмеялся.
— Вы нисколько не изменились, Пабло! — воскликнул он. — И спорить с вами так же опасно, как и полвека назад. Но мне эта опасность не угрожает. Ваш протест глубоко морален и полностью оправдан. Если хотите знать, в свое время и я давал зарок не ступать на немецкую землю до тех пор, пока ее попирает нацистский сапог.
Теперь смеялся и Казальс. Так два великих гуманиста полностью сошлись во взглядах на моральные основы протеста.
Возвращения доктора в Ламбарене очень ждал Акага. За прошедшие пять месяцев он облазал все закоулки госпиталя, отметил все прорехи, выбрал наиболее удобные места для строительства новых зданий. Венцом его неутомимой деятельности был генеральный план реконструкции поселка.
Акаге шел сорок пятый год, но он оставался по-юношески стройным и жизнерадостным. Ничто не могло поколебать его уверенности в успешном исходе того или иного дела, начатого им. Глядя, как он чертит и перечерчивает свой план, Матильда Коттман не раз говорила:
— Вы слишком широко размахнулись, Акага. Не думаю, чтобы в ближайшие годы мы смогли осилить такой объем работ. Да и средств у нас маловато. И неизвестно еще, что привезет с собой доктор Швейцер.
Акага горячо возражал Матильде:
— Сумеем! Осилим! Я уверен, доктор привезет все, что нужно. Вы посмотрите, сколько больных сейчас мы отправляем домой: перевяжем, дадим лекарство и — до свидания! Потом они возвращаются снова, часто в более тяжелом состоянии...
А почему мы поступаем так? Мы злые? Нет! Нехорошие? Нет! Просто у нас не хватает бараков для больных! И я считаю так: если не хватает, надо построить!..
Едва только Швейцер отдохнул после плавания по Огове, как тотчас же к нему явился Акага. Не говоря ни слова, он разложил на рабочем столе доктора свой план. Швейцер внимательно всматривался в черные линии, квадраты и кружочки.
— Хорошо поработал, Акага! На днях мы приступим к осуществлению твоего плана.
Доктор порылся в своих бумагах и протянул Акаге тоненькую книжку:
— Увидишь Джозефа, передай ему, пожалуйста! Эта книжка о нем.
Акага ликовал. Оганга одобрил его план! Он работал недаром! На днях будут заложены первые камни в фундаменты новых зданий!
Но не успел Акага порадоваться как следует, из-за угла операционной выбежал доктор Перси. На бегу он крикнул:
— Прорвало канализацию в лепрозории!
Акага как попало сунул в карман книжку, которую до этого бережно нес в руках, и, не разбирая дороги, бросился вдогонку за доктором Перси. Когда Акага прибежал к лепрозорию, Перси уже орудовал лопатой, стремясь отвести нечистоты в сторону от госпитального поселка. Второй лопаты у него не было. Акага заметался в поисках чего-либо, что заменило бы ему лопату. Взгляд его упал на кусок старой черепицы. Он поднял его и лихорадочно начал сгребать землю. На пути медленно текущего грязного месива быстро вырастал небольшой земляной вал.
Акаге приходилось работать на четвереньках. Пот с него лил градом. Солнце стояло почти отвесно и палило нещадно. Раздражающе щелкали над головой попугаи, словно дразнили двух из последних сил работающих людей.
Через час Акага и Перси, измученные, взмокшие и грязные, могли, наконец, сказать друг другу:
— Кажется, пронесло! Теперь надо позвать людей и укрепить то, что мы сделали.
В обеденный зал доктор Швейцер их не допустил.
— Дезинфицироваться! — приказал он. И добавил: — Я сам прослежу за тем,,чтобы вас миновали неприятные последствия.
К счастью, все обошлось хорошо. Но опасность, которая угрожала госпиталю в тот памятный день, заставила Швейцера принять срочные меры к еще большей изоляции лепрозория от госпитального поселка.
Джозеф оставался верен себе. Когда Акага передал ему книгу, он возмутился тем, что она так сильно помята.
— Оганга не знает, кому он дает на хранение такую нежную вещь, как книга, — ворчал Джозеф. — Разве можно было доверить ее этому верзиле с грязными ручищами!
Но ворчал Джозеф для виду, а в глубине души был горд, очень горд самим фактом посвящения ему книги. Теперь никто не осмелится оспаривать, что именно он, Джозеф, был первым фельдшером Оганги. Сам Оганга написал об этом. И всякий, кто прочтет эту книжку, узнает о Джозефе, старом фельдшере из Ламбарене.
Джозеф бережно завернул книгу в бумагу. Конечно, она сильно помята этим зазнайкой Акагой, но Джозеф уложит ее на самое дно чемодана, прижмет ее хорошенько вещами и накрепко прикроет крышку чемодана. Он уверен, что там книжка отлежится и станет как новенькая.