— Спасибо, — сказал доктор и спросил: — Это амулет?
НʼГвина отрицательно покачал головой.
— Я нашел его в земле. Очень глубоко, когда рыл колодец. Я думаю, что этого охотника сделали наши предки.
Швейцер еще раз поблагодарил НʼГвину. Фигурка ему очень понравилась. А еще больше ему нравилось то, что человек, которого принесли в Ламбарене почти умирающим, покидает госпиталь живым и здоровым.
— Я хочу пожелать тебе счастья и удачи, — произнес на прощание доктор.
НʼГвина широко улыбнулся. Он поклонился доктору и, ни слова не сказав, большими шагами направился в сторону джунглей. Единственная его защита — копье — слегка подрагивало в руке. Доктор смотрел вслед уходящему до тех пор, пока НʼГвину не поглотили джунгли.
Недавно отгремела война в Корее. Взрывы испытываемых атомных бомб заражали почву, воздух и воду. Доктор открывал газету и с досадой отбрасывал ее.
— Доколе будет продолжаться это безумие?!
Он снова брался за перо и писал. Слова были гневными и предостерегающими. Когда Швейцер закончил свою работу, он обратился к правительству Норвегии с просьбой разрешить ему выступить по радио. Разрешение было получено, и весной 1957 года доктор отплыл в Европу.
23 апреля в Осло он произнес свою речь, названную им «Декларацией совести». Она транслировалась почти на всех языках.
Швейцер говорил, что радиоактивные осадки, выпадающие в результате испытаний ядерного оружия, причиняют ущерб здоровью как ныне живущего, так и будущих поколений. Он призвал общественность всех стран повлиять, наконец, на своих государственных деятелей, с тем чтобы они заключили соглашение о прекращении испытаний ядерного оружия.
Свое выступление Швейцер закончил такими словами: «Прекращение испытаний атомных бомб явилось бы своего рода лучом надежды, которого с таким нетерпением ждет страждущее человечество».
Это обращение великого гуманиста вызвало горячий отклик мировой общественности. Оно пришлось не по душе только изготовителям атомного оружия. Так, член американской комиссии по атомной энергии Уиллард Либби, отвечая Швейцеру, заявил: «...облучение от радиоактивных осадков значительно слабее той дозы, которая могла бы оказать на здоровье людей сколько-нибудь заметное действие».
Но заявление Либби вызвало бурю возмущения даже в самих Соединенных Штатах. 15 мая 1957 года известный американский ученый и борец за мир Лайнус Полинг выступил во дворе Вашингтонского университета в Сан-Луисе с опровержением заявления Либби и в поддержку обращения Швейцера. Он предложил составить от имени американских ученых воззвание, требующее немедленного запрещения испытаний ядерного оружия.
В тот же день с помощью нескольких ученых Вашингтонского университета воззвание было составлено. Его подписали ведущие ученые страны. Копии воззвания были направлены в Комиссию по атомной энергии и тогдашнему президенту США Дуайту Эйзенхауэру.
Впоследствии это воззвание переросло в обращение ученых всего мира к Организации Объединенных наций. Столь значительным оказался международный резонанс речи, произнесенной Альбертом Швейцером в Осло...
Из Норвегии доктор поспешил в Швейцарию. Вести от дочери становились все более тревожными. «Здоровье мамы внушает серьезные опасения. Не уверена, дотянет ли она до рождества», — писала Рена отцу.
Доктор застал жену прикованной к постели. Ее лицо осунулось, побледнело. Она с трудом говорила, а слова, написанные ее трясущимися руками, невозможно было разобрать.
Швейцер обратился за помощью к коллегам. Снова, как и несколько лет назад, собрался консилиум ведущих медиков. На этот раз все они пришли к единому мнению: положение фрау Елены безнадежно.
В последние дни доктор не отходил от постели жены. Он держал ее руку и машинально отсчитывал пульс. Горькие мысли буквально раскалывали его голову. Вдруг... Что это?.. Счет прервался... Доктор лихорадочно сжал руку жены. Пульс не прощупывался... Швейцер, спеша, ввел средство, тонизирующее сердечную мышцу. Снова взял руку фрау Елены: никаких результатов! Только тогда он понял, что все кончено В первый день лета, 1 июня 1957 года, перестало биться сердце его верной помощницы, жены и друга Елены Бреслау-Швейцер.
Горю доктора не было предела. Впервые он ощутил груз своих восьмидесяти двух лет: с усилием передвигался, терял нить бесконечных размышлений о золотом прошлом, печальном настоящем и безрадостном будущем...
Фрау Елена завещала перевезти ее останки в Ламбарене. Поэтому после кремации урна с ее прахом была погружена на пароход и доставлена на берега Огове. Рядом с холмиком, под которым покоилась Эмма Хойзкнехт, 25 января 1958 года вырос еще один холмик. Надгробная надпись гласила: «Елена Бреслау-Швейцер. 1879—1957».